Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Начался Великий Пост.

В связи с этим я хотел пересказать историю, которая есть у Гончарова в романе «Обрыв». Слуги любят барыню, она болеет. Двое из них дают обет, если барыня придет в себя и выздоровеет, то он поставит большую вызолоченную свечу к местной иконе в приходской церкви, а она сходит пешком в Киев.

Барыня выздоравливает, и старуха шепчет:

— Как я пойду, силы нет. У меня и костей почти нет, все одни мякоти! Не дойду — господи помилуй!

Она идёт к священнику, потому что слышала, что добрые батюшки освобождают от обета, когда человек немощен. Но батюшка говорит, что если обещала, то надо идти. Иначе не надо было обещать.

Старуха говорит, что согласна всю жизнь взамен не есть мяса.

Но батюшка умён, и спрашивает её:

— А ты любишь его?

— Нет, и смотреть-то тошно! Отвыкла от него…

Тогда он спрашивает, что она ест, и в разговоре возникает «кофий».

— Любишь, спрашивает он.

— Охотница, — отвечает она.

Ей велят не пить, и старуха думает: «Да, и правду тяжело: это почти всё равно, что в Киев идти!»

— Чем же мне питаться, батюшка? — спрашивает она.

— Мясом.

Она взглянула на него, не смеется ли он.

Он точно смеялся, глядя на нее.

— Ведь ты не любишь его, ну, и принеси жертву.

— Какая же польза, — удивляется она. — Оно скоромное, батюшка.

Ей отвечают:

— Ты в скоромные дни и питайся им! А польза та, что мякотей меньше будет. Вот тебе полгода срок: выдержи — и обет исполнишь.

Женщина уходит озабоченная и, подавая барыне кофе по утрам, со вздохом отворачивает нос кипящего кофейника[242].

Это давний спор — что важнее: человек или суббота, форма или содержание, устав или самосознание.

Ответа нет.

Говорится это к тому, что есть особый тип суеты, который заключается в правильном исполнении обрядов. Он и в суматошном поиске способов объесться изысканно и по правилам.

Обыватель помнит из книг, что от поста отлучали путешественников, беременных и воюющих солдат. Теперь он норовит сделать это без участия священника — он, обыватель, сам лучше знает, когда обременять себя обязательствами. Оттого что их удел иной. Часто он вовсе не знает, что кроме Великого поста есть Рождественский, а о существовании Петрова и Успенского часто не догадывается. В Православном календаре двести с гаком дней — постные. На каждой неделе — среда, когда Спасителя предали, и пятница, когда его распяли. Но всё равно у нас Пост превращается в диету.

Я пишу это без укора — мне интересна игра обывателя с самим собой. Ведь нормальный обыватель — такой, как вы и я, верит в то, что если нельзя, но если очень хочется, то можно. Оттого самым гуманистичным анекдотом про новых русских была история про то, что «Врачи вообще-то запретили, но я дал своему пятьсот баксов, и он мне разрешил».

У знаменитого советского писателя Константина Симонова есть пьеса о войне. Войны там нет, действие происходит далеко от фронта, в Москве, и пьеса эта о любви. Впрочем, не суть важно. Важно другое — героиня, молодая девушка, боится признаться в любви немолодому интеллигенту-полковнику. Много повидавшая на фронте врач, майор медицинской службы, наставляя её на путь истинный, рассказывает такой случай из жизни. Её часть взяла с боем какое-то село, и военврач пришла в церковь и попросила разместить там раненных. Священник помялся, но согласился — это нельзя, сказал он, но я отмолю. При этом священник попросил, чтобы солдаты не заходили в алтарную часть. Майор говорит, что как раз в алтаре много света, и они собирались там оперировать. Священник помялся, но всё же согласился: «Это нельзя, конечно, но я, пожалуй, отмолю. Только вот, просьба — пусть женщины туда не заходят». «Нет, — отвечает на это женщина-майор, — как раз оперировать буду я, а больше некому». Священник опять вздыхает, но, разведя руками, решает, что отмолит и это[243]. И через это «нельзя, но очень нужно» майор медицинской службы объясняет молодой девушке, что ради любви можно пренебречь правилами и объясниться первой.

Ну, понятно, что пьеса эта была написана и потом шла в театрах, когда к церковным правилам было отношение особое и сравнение никого не коробило.

В повествовании о правилах и отступлениях от них много литературных примеров, потому что русская литература была нормативной, и её сюжеты замещали притчи и давали (иногда) нравственные примеры.

Вот ещё одна история: у Викентия Вересаева есть маленький текст, который называется «Суббота»: «Во время первой империалистической войны. В госпитальной палате для тяжелораненых умирал солдат еврей с газовой гангреной. Метался и в тоске молил пригласить раввина для напутственной молитвы.

Сестра милосердия позвонила знакомой еврейке, — где найти раввина? Та дала ей телефон. Подошла жена раввина.

— Сегодня суббота, он не может приехать. Приедет завтра утром.

— Что вы такое говорите! Да больной не доживёт до завтра!

Долго препирались, сестра настаивала. Жена пошла к раввину вторично.

— Он сейчас молится, и приехать никак не может. Приедет завтра утром.