Или — СССР помирился с Гитлером, союзники обрушили атомные бомбы на советские города в 1947 году, Карибский кризис не был предотвращён — это называется альтернативной историей. Существует ещё понятие «криптоистория» — то есть история в этих книгах течёт внешне привычным образом, но только шестерёнки, обеспечивающие это движение иные, тайные — Распутин убит тайной ламаистской группой, предотвращающей замирение с кайзеровской Германией, а Отечественная война выиграна благодаря вмешательству героев русских сказок.
Современная утопия скорее не утопия, а у-хрония.
Однако первопроходцем жанра в современной русской литературе был, как ни странно, Василий Аксёнов, написавший свой «Остров Крым» (1979).
Обсуждая этот текст, мы возвращаемся к тому, с чего начали.
Утопия прекрасного мира — сохранившаяся Россия. Наследница империи, та страна «которую мы потеряли».
Прекрасная страна опять живёт на острове. Именно отсутствие перешейка мешает Красной армии взять Крым — и вот существует государство либеральной мечты, хоть сроки его отмеряны и советские танки сомнут его вместе с надеждами и амбициями его обитателей.
Аксёнов выпустил джина из бутылки — рассказывая о бытовых подробностях жизни острова Крым, он проложил дорогу множеству писателей. Победившие, а вернее, отстоявшие своё право на обособленность от материковой России, белогвардейцы породили целые цепочки миров. Социальные конструкции этого аксёновского мира воспринимались с ажиотажем — потому что были построены на оксюмороне. Близкий и понятный Крым, с детства знакомые названия, и тут же штабс-капитаны и ротмистры, никем не депортированные крымские татары, дворянские собрания в Севастополе и курортный капитализм.
Оксюморон или оксиморон — это учёное слово, обозначающее «стилистический оборот, в котором сочетаются семантически-контрастные слова, образующие неожиданное смысловое единство» — только начало. А другие просто считают, что это соединение несоединимых понятий.
Большая часть современной фантастики (и утопии — не исключение) построена на детективных сюжетах.
Есть две поворотные точки истории для отечественного читателя — Октябрьская революция (не свершившаяся, или кончившаяся тем, что большевики сброшены в Финский залив) и итоги Второй мировой войны. Они затрагиваются чаще всего. Огромная часть романов альтернативной истории в России оперирует именно тем допущением, корень которого заложен в рамках 1939–1945 годов. Это происходит и в знаменитом «Голубом сале» (1999) Владимира Сорокина.
Во-первых, это исторически близко и часто соприкасается с историей семьи.
Во-вторых, это были две главные точки советской, а потом и антисоветской идеологии. И фильмы, и книги на эти две темы вырастили, собственно, этот круг любителей альтернативной истории. Эти фильмы и книги много кого ещё вырастили, но без них не было бы этого экспортированного из анекдота про эмигранта ощущения: «Почему я хочу в Санту-Барбару? Да я там всех знаю!»
Любитель альтернативной истории, конечно, знает не всё, но ощущения у него есть.
У Роберта Шекли, в его знаменитом рассказе «Страж-птица» (1953), один из героев рефреном повторяет: «А всё потому, что мы поручаем машине дело, за которое мы должны отвечать сами». Это можно перефразировать — «Мы всегда поручаем утопии то, что должно возникнуть в результате усилий множества индивидуальностей, после тяжёлого и утомительного труда, долгих споров по поводу каждого шага».
Политические памфлеты не живут долго — вне зависимости от их качества.
Кабаковский «Невозвращенец» — давно не массовое чтение.
Существуют, конечно, и известные, классические утопии типа «Возвращения со звёзд» Станислава Лема, но массовым чтением сейчас стали фантастические романы о недалёком будущем, с обязательной интонацией боевика, любовной линией и небольшими предсказуемыми изменениями общества.
При этом сохраняется всё то же правило: новый мир куётся по принципу оксюморона — сочетания деталей, которыми набита жизнь читателя-потребителя с их зеркальными отражениями из комнаты смеха.
Фэнтези (о вечном жанре фантастики)
…там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…
Фэнтези — слово странное, нет даже уверенности в том, как оно правильно пишется. На русском языке, разумеется. Его писали так и этак, чередуя «э» и «е» — особенно во время полиграфического бума конца восьмидесятых. Этого слова нет в словарях Даля и Ожегова.
Все современные определения неточны и начинаются тягуче, как леденец: «Это когда…».
Зарубежное фэнтези, началось, разумеется, не со сказок. Его отделяют от авторских сказок вроде путешествий маленькой девочки по кроличьей норе и истории летающего американского домика с такой же девочкой внутри. Настоящее фэнтези — родственник сказок, а не потомок.