Вторая волна: „шестидесятники“. По срокам волна примерно и уложилась в это славное победами и поражениями десятилетие. Третья волна: семидесятые и добрая половина восьмидесятых — да чуть ли и не все восьмидесятые.
Четвёртая волна: пришлась на „великую сушь“ — конец восьмидесятых и первую половину девяностых. Пятая волна: со второй половину девяностых и по настоящее время. Шестая волна… Время её пришло. Характерные черты можно только предполагать, идеалы — прогнозировать и предчувствовать..?»[69]
Но оказалось, с этими волнами полная неразбериха.
Я-то думал, что после хаотических девяностых проблему счёта утрясли, но нет.
Давным-давно я читал одного умного человека
из культурной столицы, который писал о том, что первая волна возникла между двадцатыми и тридцатыми годами XX века. Её отличало классовое чутье и повышенная научность, «Месс-Менд» Мариэтты Шагинян и романы Беляева.Вторая волна — сороковые и пятидесятые годы, когда авторам разрешали отрываться от действительности, но не более чем на одну пятилетку: «Писать рекомендовалось о новых изобретениях, полезных в народном хозяйстве — например, радиоуправляемых тракторах. Пышным цветом расцвели в это время романы о происках различных врагов социализма, стремящихся непременно всякие подобные изобретения поставить на службу мировому капиталу — и, конечно, борьбе с этими происками.
Лучше всего этот период характеризует творчество Владимира Немцова. Другими „звездами“ тех времен были Владимир Сапарин, Владимир Охотников, Георгий Гуревич, Александр Казанцев. Впрочем, тогда же вышли книги Лазаря Лагина, о которых сказать плохое слово язык не поворачивается. Начинавший в 1945 году Ефремов писал в несколько другом ключе — это была, скорее, романтико-приключенческая фантастика. Впрочем, формально его рассказы — и даже повесть „Звездные корабли“ — вполне соответствовали канонам тогдашней „генеральной линии“ фантастики».
Третья волна (и от неё этот по-настоящему учёный человек отсчитывал собственно современную русскоязычную фантастику): «Вышедший в 1957 году роман Ивана Ефремова „Туманность Андромеды“ пошел наперекор всем принципам фантастики „ближнего прицела“ и вдохновил целую новую плеяду авторов, среди которых были братья Стругацкие… Несколько позже в „третью“ волну влились Кир Булычёв, Ольга Ларионова, Дмитрий Биленкин, Зиновий Юрьев, Андрей Балабуха».
Четвертая волна закрывала список: «Устоявшееся название целого поколения отечественных авторов-фантастов, начинавших писать в 1960–1980 годах, но в советское время крайне мало издававшихся. Обычно термин ассоциируется с кругом участников „Малеевских“ и „Дубултинских“ всесоюзных семинаров, а также Московского, Ленинградского и Симферопольского семинаров.
…Трудно проследить какие-то единые характеристики творчества авторов четвёртой волны… Их объединяет разве что общая беда — долгое отлучение от публикаций».
Михаил Успенский в одном интервью, кстати, говорил: «Сейчас от нашего сообщества, от так называемой четвертой волны фантастики, осталась небольшая кучка».
Его потом спросили: «А как же пятая, шестая и прочие волны»?
И Успенский отвечал: «А там уже непонятно, всё перемешалось. Люди, которые сейчас идут в фантастику, на качество текста практически не смотрят».
Так вот, на той сходке фантастов всё перемешалось ещё более. Похожий на переодетого гусара усатый критик сказал мне, что первый период надо считать с Одоевского и прочих мистических экспериментов. Другой крупный критик, ныне уже покойный, сообщил мне, что отсчёт нужно вести не то с Гоголя, не то с Гильгамеша.
В разговорах с прочими фантастами выяснилось, что четвёртая волна — это ещё и Евгений Лукин и Эдуард Геворкян.
Выяснилось также, что пятая волна — это некоторые мои собутыльники и даже я, а шестая… (Тут опять всё смешалось, и я не запомнил про шестую). Впрочем, оказалось, что некоторые насчитали чуть ли не восемь волн фантастов.
Голова у меня начала идти кругом.
Я стал напоминать себе того самого Кролика из книги Александра Милна, что говорил: «…Предположим, что я стал бы носить своих детей с собой в кармане, сколько бы мне понадобилось для этого карманов?
— Шестнадцать, — сказал Пятачок.
— Семнадцать, кажется… Да, да, — сказал Кролик, — и еще один для носового платка, — итого восемнадцать. Я бы просто запутался!»
Но, наконец, встал крупный критик и поставил всё на свои места. Он сказал, что все эти волны фантастов были привязаны к конкретным политическим периодам в обществе, а нынче никаких волн нет.
И был, как всегда, прав.
С этих посиделок прошло много лет, и я давно думаю, что писатели вообще и фантасты в частности, давно перестали жить кучно. Всё вразброд. Кто по дрова, а кто сидит в лесу у костра.
А как начнут считать, так начинают гнать волну, будто в рекламе:
— А у нас Интернет-проект!
— А у нас Веб-проект!
— А у нас тогда Веб 2.0!
— А у нас тогда Веб 3.0!
Будто чем номер больше, тем лучше он загипнотизирует обывателя-покупателя.
Цифр-то много, а нас ими так легко не купишь.