Дело в том, что романы этого жанра построены на том, что малое возмущение исторического поля порождает удивительные по масштабам результаты. Наступи на какую-то историческую мину-бабочку, всё тут же пройдёт по-другому. Большевики не решаются перенести столицу в Москву и их сбрасывает в воду Финского залива армия Юденича, а Россией в наши дни правит Государь Николай V. Полуостров Крым оказывается островом и из-за этого на долгие годы там сохраняется Белая Россия. Вермахту хватает сил выйти на линию Архангельск — Астрахань, и… Таких конструкций много, и революции, по определению, для них хороший повод. Почему удаются одни, и не удаются другие — до сих пор совершенно непонятно, и ленинская формула работает вовсе не очевидно. Небольшая яхта, купленная за пятнадцать тысяч долларов, вязнет 2 декабря 1958 года в прибрежном мангровом болоте, а через месяц диктатор Батиста бежит из страны. Через восемь лет Че Гевара проводит почти год в Боливии, никакой революции нет, шахтёры лежат пьяные, и вот уже мёртвого вождя, отрубив руки для идентификации, хоронят в безымянной могиле. Рецепта нет, но в этой эстетике всегда есть мотив путешествия — движется ли вождь с соратниками по каменистой земле Иудеи, плывёт ли на «Гранме», скитается ли с отрядом по боливийским горам. Ну, или покинув столицы мира, отправляется на Алтай. Тут тонкость в том, что при каждом повторении теряется какой-то элемент серьёзности, и наружу лезет марксова фраза о возвращении трагедии в другом образе.
Впрочем, вот мысленное упражнение для любителя альтернативной истории. Перед нами страна, недавно получившая независимость, это часть огромной империи, в которой внутренние границы резались «по живому». Есть мнение, что в её пограничных с Россией областях притесняют русского человека — по языку, конечно, в первую очередь. И представляя возможный (невозможный) конфликт в Северном Казахстане 2001 года можно лучше понять, что произошло в Донбассе в 2014, и почему осталась неподвижной человеческая масса за южной границей. Вот вам для заполнения умственной шахматной доски не шесть «калашниковых», купленных в неизвестном Военторге, а полновесная поддержка, теперь придайте жителям в своём воображении пассионарности, и, наконец, поглядите, где и как трещит картина этого альтернативного мира. При этом в реальной истории 2014-го был свой, высадившийся в ней, вождь, и даже множество. Нет, аналогии в истории, даже альтернативной, не работают, но они дают повод обдумать идущие вокруг нас процессы и увидеть их с другой стороны.
Поэтому, неверно, что романтика гражданской войны ушла вместе с латиноамериканской повесткой шестидесятых — нет, этот мотор ещё работает. И жива конструкция романтической Испании 1936 года, когда нас там не было, и где Смушкевич превратился в товарища Дугласа, а будущий генерал Родимцев, что потом ощупывал лёд — в Павлито Читоса. Оттого видит человек мерзость филистёрского мира, и начинает его клинить на том, что винтовка рождает власть, вот-вот, ты сделаешь глоток свободы.
А романтику эту, в конечном итоге, давит логистика больших батальонов, мотивация персонала, курсы валют и производительность труда.
Время чтения (о классификации жанров по времени, затраченному читателем)
Балаганов не понял, что означает «статус-кво». Но он ориентировался на интонацию, с какой эти слова были произнесены.
Самое загадочное в любой теории — её термины. Теория литературы в этом плане не является исключением. Жанры в этой теории, особенно, когда до следующего века остаётся так немного — размыты[328]
.