Публикации в журнале «Нева»

Над скверами и над рынками,
Над сполохами огней
Кучер с Александринки
Гонит своих коней.
Стремительные, как грозы,
Рвутся из-за кулис.
Бледнеют метаморфозы,
Исполненные на бис.
Квадрига по небу мчится,
Распугивая воронье,
Над медной императрицей,
Сподвижниками ее,
Над куполами храмов,
Назначенными на слом,
Над большевистским хламом
И над имперским злом.
И над толпой стоустой
Гарантией вечных уз
Языческий бог искусства
И предводитель муз. *

Как правило, в старом Петербурге в дни театральных премьер и бенефисов к подъезду Александринки выстраивалась длинная очередь карет и экипажей. Среди «золотой молодежи» того времени существовало убеждение, что ходить пешком в Александринский театр неприлично. Говорят, предприимчивые питерские извозчики специально ставили кареты вблизи театра, буквально в нескольких шагах от него. Здесь они нанимались столичными щеголями и лихо подкатывали к входу в театр.

Спектакли Александринки высоко ценились в обеих столицах, хотя профессиональная ревность не исчезала никогда. Одно театральное предание рассказывает, что когда в Александринском театре готовились к предстоящим гастролям М. С. Щепкина, актер Боченков, игравший те же роли, что и Щепкин, и очень боявшийся соперничества, мрачно шутил: «В Москве дров наломали, а к нам щепки летят». В околотеатральных кругах время от времени можно услышать притчу о спектаклях по пьесе А. С. Грибоедова «Горе от ума». За всю долгую историю представлений этой комедии, говорят, не было ни единого спектакля, на котором хотя бы один из актеров не запутался в тексте. Вот уж действительно горе.

Ведущим драматическим актером и любимцем петербургской публики был потомственный артист Василий Андреевич Каратыгин. Вместе с ним на сцене Александринского театра выступали его мать и отец. В городском фольклоре Каратыгин остался благодаря многочисленным театральным анекдотам и байкам, главным героем которых выступал острый на язык и талантливый трагик. Вот только некоторые.

Однажды летом в Петергофе был выездной спектакль Александринского театра. За неимением других мест актеров временно разместили в помещении, где обычно стирали белье. Побывавший на спектакле Николай I поинтересовался у артистов, всем ли они довольны. Первым отозвался находчивый Каратыгин, легко каламбуря и смешивая понятие ласки как проявления теплых чувств с полосканием белья: «Всем, ваше величество, всем. Нас хотели полоскать и поместили в прачечной».

В другой раз, придя во время антракта на сцену Александринского театра, император обратился к артисту: «Вот ты, Каратыгин, очень ловко можешь превратиться в кого угодно. Это мне нравится». Каратыгин, поблагодарив государя за комплимент, согласился с ним и сказал: «Да, ваше величество, могу действительно играть и нищих, и царей». — «А вот меня, ты, пожалуй, и не сыграл бы», — шутливо заметил Николай. «А позвольте, ваше величество, даже сию минуту перед вами я изображу вас». Добродушно настроенный царь заинтересовался: «Как это так? — пристально посмотрел на Каратыгина и сказал уже более серьезно: — Ну, попробуй». Каратыгин немедленно встал в позу, наиболее характерную для Николая I, и, обратившись к тут же находившемуся директору Императорских театров Гидеонову, голосом, похожим на голос императора, произнес: «Послушай, Гидеонов, распорядись завтра в 12 часов выдать Каратыгину двойной оклад жалованья за этот месяц». Государь рассмеялся: «Гм. Гм. Недурно играешь». Распрощался и ушел. На другой день в 12 часов Каратыгин получил, конечно, двойной оклад.

Этот анекдот в Петербурге был, пожалуй, самым популярным. Известны его разные варианты. По одному из них, Каратыгин будто бы за хорошее изображение императора получил от него ящик лучшего французского шампанского.

Однажды, во время похорон писателя Полевого, Каратыгин каламбуром остановил Фаддея Булгарина, который хотел ухватиться за ручку гроба: «Уж ты довольно поносил его при жизни».

Каратыгину приписывают и другие каламбуры, адресованные плодовитым, но бездарным авторам театральных водевилей. Об одном из них он сказал: «Лучше бы он писал год и написал что-нибудь ГОДное, чем писал неделю и написал НЕДЕЛЬНОЕ». Другому обратившемуся к нему актеру с вопросом: «А помнишь ли ты мою пьесу?» — он ответил: «Еще бы! Я ведь злопамятный».

В другой раз, по поводу драмы «В стороне от большого света», Каратыгин будто бы сказал: «Первое действие драмы происходит в селе, второе — в городе, все же остальное написано ни к селу ни к городу».