Публицисты 1860-х годов

В системе идей «нового человека» большое место должны были занять естественнонаучные знания. Они должны были помочь правильно осознавать социальные общественные взаимоотношения: «С феноменами природы тесно связывается вся наша общественная жизнь, и потому понимание ее есть первая задача в нашем развитии. А из этого следует, что изучение естественных наук должно стоять на первом плане всякого общественного развития». Эта мысль Благосветлова была подхвачена и развита Писаревым и Зайцевым и воплощена на страницах «Русского слова» в десятках статей, пропагандировавших естественнонаучные знания в тесной связи с социальными задачами времени.

Выработка «нового», «реального» миросозерцания, начинавшаяся с отрицания «ветхих» авторитетов церкви и деспотизма, с постижения материалистических основ естественнонаучных знаний, продолжалась, в представлении Благосветлова, в горниле знаний социальных.

Исторические, социальные знания для руководителя «Русского слова» не самоцель, но средство нравственного воздействия на души людей. Исторические сюжеты, которые отбираются для статей журнала, всегда подчинены сверхзадаче: углубленному, революционно-демократическому осмыслению и пониманию современности.

Обращение к истории было для Благосветлова средством воспитания читателей в духе республиканских идеалов.

Исторической трагедией — задавленностью народа объясняет Благосветлов печальный результат: «полную инерцию» его, «беспечность о своем настоящем, без всякой оглядки на прошедшее и упований на будущее». Благосветлов дает точную и глубокую характеристику гибельных для народа последствий деспотизма и отсутствия политических свобод.

«Неизбежным последствием централизации является бюрократия, которая тем более усиливается, чем выше цивилизация народа, — пишет он. — Бюрократическая паутина — это цепи политического рабства, общего для целой страны, связывающего одинаково всех: и правителей, и управляемых…»

Благосветлов был прежде всего политическим писателем, много сделавшим для воспитания свободолюбия и ненависти к деспотии. Однако позиция его в пору шестидесятых годов не исчерпывалась борьбой за политическую свободу, а развитая буржуазная демократия не являлась его конечным идеалом.

В статье «Политические предрассудки» он иронизировал над бездумными «приверженцами английской конституции, которая, разумеется, при всех ее несообразностях неизмеримо лучше японской (читай: русской. — Ф. К.) автократии», но которая не избавляет трудящиеся классы от эксплуатации и нищеты. Более того, Благосветлов понимает, что в конституционной Англии при всех ее политических свободах общественное мнение в итоге все равно «принадлежит одному господствующему сословию. Оно дает и направление всей стране». Благосветлов показывает ограниченность того, что мы сегодня назвали бы буржуазной демократией. Он ставит Англию в пример России как государство, политически более свободное, а одновременно критикует Англию за социальное неравенство. Это критика с позиций социалистических. Нет спору, утопический социализм Благосветлова не был столь органичным, последовательным и теоретически разработанным, как у Чернышевского или Герцена. Но тем не менее на всем протяжении существования журнала «Русское слово» Благосветлов неустанно пропагандирует социалистический идеал. В своей статье о Роберте Оуэне Благосветлов защищает ассоциацию как будущую ячейку социализма. Он верит в благотворное будущее идеи Оуэна и спорит с так называемыми «либеральными людьми, которым кажется, что система Овена по сути своей никуда не годится», которые «провозгласили самого Овена честолюбивым мечтателем…». Несколько ранее, в июльской книжке «Русского слова» за 1863 год, Благосветлов целую «Домашнюю летопись» посвятил идее социализма и ассоциации труда. Он рассказывает здесь о первом опыте рабочих ассоциаций на Западе, о том, что дело это пока что идет медленно и трудно. «Но это нисколько не подрывает, — по утверждению Благосветлова, — истинности самого принципа».