Пучина боли

Но Кардинал, похоже, не слушал. Молодой полицейский с изумлением смотрел, как сержант Джон Кардинал, звезда отдела уголовного розыска, ветеран полиции, раскрывавший труднейшие дела в городе, славящийся своим скрупулезнейшим подходом к поведению на месте преступления, — как он опускается на колени, прямо в лужу крови, и, приподняв разбившуюся женщину, прижимает ее к груди.

2

Обычно Лиз Делорм злилась, если ей звонили в ее выходной. Так происходило постоянно, но от этого ее не меньше раздражало, что ее отвлекают от того, чем она занимается — чем бы она в этот момент ни занималась. Она была в пабе, наслаждаясь необыкновенно пикантным карри вместе со своим новым приятелем — весьма привлекательным адвокатом, который был всего одним-двумя годами ее моложе; она познакомилась с ним после того, как он неудачно защищал одного матерого бандита, которого Делорм арестовала за вымогательство. Это было их третье свидание, и, хотя ей было чрезвычайно трудно принять саму мысль о том, чтобы переспать с адвокатом, Делорм все же планировала пригласить его зайти на чашечку кофе, когда он отвезет ее домой. Звали его Шейн Косгроув.

Все было бы куда сексуальнее, если бы Шейн был адвокатом получше. На самом-то деле Делорм думала, что ее клиента-бандита должны отпустить, если учесть, что ей удалось собрать и склеить вместе лишь весьма скудное количество улик. Но все-таки адвокат неплохо выглядел и с ним было приятно проводить время, а подобные мужчины, да еще и холостые, редко попадаются в таком маленьком городке, как Алгонкин-Бей.

Когда она, поговорив по телефону, вернулась к столику, Шейн спросил, не нужно ли ей прилечь, — настолько она побледнела. Детектив-сержант Шуинар только что сообщил ей, что жертва — жена Джона Кардинала и что на месте находится сам Кардинал. Патрульная группа позвонила Шуинару домой, а уже он, в свою очередь, связался с Делорм.

— Убери его оттуда, Лиз, — велел он ей. — Что бы ни происходило сейчас у него внутри, Кардинал служит в полиции уже тридцать лет. Он знает, так же как ты и я, что, пока мы не исключим возможность убийства, он останется подозреваемым номер один.

— Детектив-сержант, — возразила Делорм, — Кардинал всегда был верен своей жене, он помог ей пережить много…

— Много было всякого дерьма. Да, я все это знаю. А еще я знаю, что, может быть, ему это наконец надоело. Последняя соломинка, которая ломает спину верблюду, и все в таком роде. Так что двигай туда и уж постарайся думать о нем похуже. Это — место убийства, до тех пор, пока мы не исключим вероятность насильственной смерти.

Так что в сердце у Делорм, пока она ехала на место события через весь город, не было никакого раздражения, была лишь скорбь. Хотя она встречалась с женой Кардинала по тем или иным общественным поводам, ей так и не удалось познакомиться с ней поближе. Разумеется, Делорм, как и всему управлению полиции, было известно, что в среднем каждые два года Кэтрин ложится в больницу после депрессивного либо маниакального приступа. И, встречаясь с Кэтрин Кардинал, она каждый раз недоумевала, как такое может быть.

Ибо Кэтрин Кардинал, во всяком случае в те периоды, когда чувствовала себя хорошо, была одной из немногих знакомых Делорм женщин, которых можно было хоть с какой-то степенью точности назвать «лучезарными». Слова «маниакальный» и «депрессивный», не говоря уж о терминах «биполярный» и «психически неуравновешенный», рождали образ безумца с ошалевшими глазами. Но Кэтрин излучала мягкость, ум и даже мудрость.

Делорм, жившая одиноко уже столько лет, что даже не давала себе труда сосчитать их количество, часто находила нудным общество семейных пар. Как правило, им недоставало того огня, что свойствен людям, еще не утратившим охотничьего азарта. Кроме того, у них была несносная манера вечно намекать, что одинокие люди в каком-то смысле неполноценны. И больше всего огорчало, что многие даже не очень-то и любили друг друга, обращаясь друг с другом так грубо и жестко, как и не подумали бы вести себя с чужими людьми. Но Кардинал и его жена, которые состояли в браке уже бог знает сколько лет, похоже, по-настоящему наслаждались обществом друг друга. Кардинал говорил о Кэтрин почти каждый день — когда она не лежала в больнице; и его молчание в эти больничные периоды всегда потрясало Делорм, оно выражало не стыд, а преданность. Он то и дело рассказывал Делорм или о фотографии, которую недавно сделала Кэтрин, или о том, как она помогла своему бывшему студенту получить работу, или о призе, которым ее наградили, или о какой-нибудь ее смешной фразе.

Но, насколько могла судить Делорм, в Кэтрин было нечто впечатляющее, нечто внушительное, и это действовало на вас, даже если вы знали о ее психических особенностях и связанных с этим деталях ее биографии. Собственно, отчасти тут, наверное, оказывали воздействие сами эти детали: некая аура человека, путешествовавшего в глубины безумия и вернувшегося, чтобы поведать об этом. Только в этот раз она не вернулась.