Пугачев

Еще позорнее кончилась операция полковника Чернышева, который спешил, подобно Кару, к Оренбургу. В четырех-пяти верстах от города его отряд был встречен огнем повстанческих пушек. Калмыки и казаки немедленно перешли к пугачевцам, солдаты почти не сопротивлялись. Весь отряд был взят в плен. Сам Чернышев нарядился в старый мужицкий кафтан, сел в сани, взял в руки вожжи, надеясь таким образом спастись. Проходивший мимо казак Давилин увидел «человека непохожего на мужика простого, а паче по рукам признал, что они не рабочие».^{133} Он спросил у солдат, что это за человек. Те сразу назвали командира Чернышева. Пленных офицеров и калмыцкого старшину повесили. Солдат остригли по-казачьи и разместили по казачьим сотням.

Вернулись Овчинников, Зарубин. Вернулся Хлопуша с пушками, бомбами, порохом, деньгами, с заводскими людьми. Пугачев одобрил действия Хлопуши на заводах и назначил его командиром над заводскими крестьянами.

Хлопуша отказывался под тем предлогом, что он неграмотен и управлять людьми не может. Но этот аргумент мог произвести на неграмотного Пугачева только обратное впечатление.

— У нас и дубина [вместо грамоты] служит, — ответил он и подчеркнул, что дело не в грамотности командира, а в преданности делу: — а если что крадешь, то за алтын удавлю.

Пугачев отправил Хлопушу взять Верхнеозерчую крепость. Взять ее не удалось: часть гарнизона, состоявшая из башкир и казаков, перешла к повстанцам, но польские конфедераты отразили нападение. На помощь Хлопуше из Берды выступил сам Пугачев. Верхнеозерная не сдавалась. Пугачев ударил по Ильинской крепости, которая пала под ударами повстанцев. Гарнизон крепости попал в плен. Офицеров Пугачев повесил, за исключением одного, милостивого к солдатам; солдатам остригли волосы по-казачьи, и они влились в пугачевское войско. С песнями вернулись пугачевцы в Берду.

Пылала в огне восстания и Башкирия. Еще в начале октября отряды башкир захватили ряд селений около Уфы и подошли к самой Уфе. Но для взятия города было слишком мало сил; к тому же они были плохо вооружены, распылены.

Оперировавшие в Уфимском районе башкиры, татары, марийцы и дворцовые крестьяне заключили в начале декабря договор согласно служить Пугачеву. Они просили прислать им в помощь войско и несколько пушек, так как, «когда явятца в нашу сторону какие-нибудь сопротивники вашему величеству, то нам их сократить не счем».^{134} Приговор обязывал поставлять с каждого двора по вооруженному воину, «затем, что мы нынешнюю пятницу город Уфу разорять ехать намерение имеем».

Пугачев отправил под Уфу Чику-Зарубина, который стал во главе подступавших к городу повстанцев.

Восстание перекинулось на Волгу. Бузулук и почти вся Самарская линия находились в руках повстанцев. Здесь действовали калмыки и присланный Шигаевым отряд во главе с казаком Ручкиным и атаманом Ильей Араповым. Район Бузулука был важен пугачевцам как одна из продовольственных баз для осаждавшей Оренбург армии.

_{Указ Пугачева}

_{Березовской станице Войска Донского}

_{Автографы деятелей восстания 1773 года.}

Пугачев одобрил деятельность Шигаеза, «и много тем веселился, что везде имел, хотя с малым числом воюет, великие успехи».^{135}

Новые победы Пугачева вызвали панику среди помещиков. Дворяне Казанского и Симбирского уездов массами бежали из своих имений, «яко бешеные», пробирались вереницами в центр, проклиная Пугачева, восставших крестьян, неумелого Кара.

Казань опустела: бежали дворяне, купцы, чиновники. Но волновались правящие круги не только на юго-востоке России. Большое смятение охватило и удаленные от восстания северные центры, в первую очередь обе столицы. В Петербурге сенат готовил указ «о неболтании лишнего». Московский обер-полицмейстер разослал шпионов по кабакам, торговым рядам, баням и другим местам подслушивать народную молву, уверять встревоженных москвичей, что успехи Пугачева ничтожны, что в его распоряжении только не заслуживающая никакого внимания маленькая шайка.

Но правительству не удалось удержать в тайне истинное положение вещей. По московским улицам ходили дворовые и фабричные, выражая явное сочувствие Пугачеву.

Кара сместили. Усмирять Пугачева послали генерал-аншефа Бибикова, которого наделили диктаторскими полномочиями над восставшим краем.

Еще раньше в стан Пугачева отправили находившихся в Петербурге по делам яицкого войска казаков Перфильева и Герасимова уговорить пугачевцев выдать своего вождя.

Перфильев не оправдал надежды властей.

Разуверившись во время петербургской волокиты в возможности добиться чего-либо чего-либо от правительства, он вызвался выполнить порученное ему черное дело, явился к Пугачеву, рассказал об истинной цели его приезда и стал деятельнейшим и непреклоннейшим пугачевским соратником.