Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Добравшись до Яицкого городка 22 ноября 1772 года, путники отыскали дом казака Пьянова и въехали прямо к нему во двор[240].

Глава 6

Пугачев в Яицком городке. – Разговор его с казаком Ивановым. – Принятие имени Петра III. – Возвращение в Малыковку. – Арест. – Отправление в Казань. – Казанские «черные тюрьмы». – Перевод на тюремный двор. – Арестант Дружинин. – Бегство из Казани. – Меры к поимке бежавших.

Яицкий городок далеко еще не имел спокойного вида; многие казаки разбежались, и дома их были пусты. Оставшиеся в городке жители находились под впечатлением полученного из Оренбурга известия, что многих товарищей ожидает смертная казнь, жестокое наказание и ссылка. 17 сентября 1772 года следственная комиссия закончила свою деятельность и, составив сентенцию, отправила ее в Петербург на утверждение Военной коллегии. По этой сентенции 12 человек наиболее виновных приговорены к четвертованию, 47 человек – к повешению, 3 человека – к отсечению головы, 20 человек – к наказанию «по казачьему обыкновению» нещадно плетьми, 8 человек – к наказанию плетьми, с тем чтоб, обрив им бороды, отослать на службу в полки 2-й армии.

При производстве следствия оказались 53 человека бежавшими, у которых, по мнению комиссии, следовало отобрать имение и самих их, когда они явятся, повесить. «Детей же их мятежничьих, – писала комиссия[241], – каковых по присланному от Яицкой комендантской канцелярии списку значится, от 15 лет и свыше, 316 человек, в рассуждении отцов их учиненного злодейства, дабы впредь и от них, яко происшедших от рода злодейственного, такового ж поползновения и расширения к злу последовать не могло, во истребление и пресечение оного годных написать в полки в солдаты, а негодных в страх другим наказать: от 15 до 17 лет розгами, а с 17 лет и выше плетьми». Что же касается всех остальных казаков, которых по ревизии насчитывалось 2461 человек, то наказание их следственная комиссия представила на усмотрение высшего начальства.

Итак, каждый казак ожидал наказания, и все были в страшном унынии и отчаянии, а между тем по городу и на базаре ходил странный слух, что в Царицыне проявился государь. Слух этот с каждым днем приобретал все большую и большую силу[242].

– Здесь слышно, – начал Пьянов, оставшись наедине с Пугачевым, – что проявился какой-то в Царицыне человек и назвал себя государем Петром Федоровичем, да Бог знает, теперь о нем слуху нет: иные говорили, что он скрылся, а иные, что его засекли.

Пугачеву пришла мысль воспользоваться таким слухом в свою пользу, для осуществления заветной его мечты увести яицких казаков на Кубань или Терек.

– Это правда, что в Царицыне проявился государь, – отвечал он Пьянову, – и он есть подлинный царь Петр Федорович. Хотя его в Царицыне поймали, однако же он ушел, и вместо его замучили другого.

– Как можно этому статься, ведь Петр Федорович умер.

– Неправда, – говорил Пугачев, все более и более увлекавшийся и входивший в свою роль. – Он так же спасся в Петербурге от смерти, как и в Царицыне.

Пьянов выразил сомнение, и Пугачев на этот раз не считал нужным убеждать его. Он переменил разговор и пошел прямо к заветной цели.

– Каково живется казакам? – спросил Пугачев.

– Худо, – отвечал Пьянов, – мы разорены от старшин, и все наши привилегии нарушены.

– Как не стыдно вам терпеть такое притеснение в привилегиях?

– Что делать, видно, так тому и быть.

– Так не лучше ли вам выйти со мной с Яика в турецкую область на реку Лабу?

– Наши казаки все будут рады идти с вами, да только как же мы пройдем татарские орды?

– Орда, которая здесь кочует, нам рада будет, она нас встретит и проводит.

– С чем же нам бежать, мы все люди бедные.

– На выход я вам дам на каждую семью по двенадцать рублей.

– Где ты деньги-то возьмешь? И что ты подлинно за человек? – спросил Пьянов.

– Я купец, заграничный торговый человек. У меня на границе оставлено двести тысяч рублей, да на семьдесят тысяч рублей товару, из которого я, если Яицкое войско согласится со мной бежать, то и коштовать его буду. А по приходе на границу встретит нас всех с радостью турецкий паша, и если придет нужда войску на проход, то паша даст еще хотя до пяти миллионов.

Пьянов с удивлением выслушал все обещания Пугачева и не верил его словам.

– Статочное ли все это дело, – говорил он в недоумении, – ведь таких больших денег ни у кого не может быть, кроме государя.

Замечание это магически подействовало на Пугачева; он увлекся и перешел за черту, с которой возврата уже не было…

– Я ведь не купец, – говорил с жаром Пугачев, – я государь Петр Федорович; я-то и был в Царицыне, да Бог меня и добрые люди сохранили, а вместо меня засекли караульного солдата.

Пьянов был озадачен; он не знал, верить ли своим ушам или не верить.

– Как тебя Бог сохранил, – спрашивал он, – и где ты так долго странствовал?