– Если вы сюда приедете прежде меня, – сказал он, – так здесь подождите и у Афанасия понаведайтесь; он останется дома, а Еремина Курица поедет со мной.
– Хорошо, – отвечали казаки, прощаясь.
– Дай Бог счастливо! – кричал Пугачев вслед уезжавшим.
– Благодарствуем, – отвечали казаки, сняв шапки.
Проводив гостей, Пугачев отправился в избу, а Оболяев и Пучков остались у плетня. Последний не мог понять, что вокруг него делалось; он слышал отрывочные фразы, слышал, как казаки называли Пугачева «надежей-государем» и как Пугачев обещал им реки, луга, вольность и проч. Все это вертелось в голове Пучкова без всякой связи и значения, и он решился объясниться с Оболяевым.
– Почему это, Степан Максимыч, – спрашивал Пучков у уметчика, – давеча яицкие казаки величали Емельяна Ивановича «надежей-государем»?
– А вот почему, – отвечал Оболяев, – потому что он государь Петр Федорович.
– Как же это так! Ведь слух был, что государь помер, да и сам он называется дубовским казаком; почему ж узнали, что он такой большой человек?
– Сам батюшка мне поведал и сказал, что он, оставив царство, принял на себя странствование, большой труд и бедность. Смотрите же, не болтать никому постороннему, да и сами называйте его по-прежнему дубовским казаком и обходитесь с ним просто.
Пучков был озадачен, но, видя, что уметчик и два казака с таким почтением относились к Пугачеву, он поверил словам Оболяева и, таким образом, явился одним из первых пособников самозванца и его приверженцем.
Перез час Пугачев стал собираться в дорогу, чтоб ехать на реку Иргиз. Хотя на Иргизе очень многие знали Пугачева и путешествие это было весьма опасно, но он, как человек безграмотный, считал его необходимым после просьбы казаков написать реестр тем вещам, которые необходимо было купить, и послать указ яицким казакам.
– Караваев и другие казаки, – говорил он Оболяеву, – скоро опять к нам приедут и что-нибудь решат; надобно будет тогда писать, а у нас грамотея нет, так я хочу съездить на Иргиз в верхний монастырь и взять там писаря, он будет нам всякие дела писать. К тому же мне надобно побывать в Мечетной у кума и забрать у него рубашки и лошадь.
Пугачев просил уметчика ехать вместе с ним, но тот отговаривался.
– Тебе жители Мечетной и все старцы знакомы, – говорил он Оболяеву, – так с тобой я везде найду ночлег; а ежели один поеду, то, во-первых, страшно дорогой воров, а во-вторых, незнакомые не пустят меня ночевать.
Убежденный этими словами, Оболяев согласился ехать и стал запрягать лошадей. Перед отъездом Пугачев призвал к себе Чуйкова.
– Смотри ж, Афанасий, – сказал он, – никому о том, что давеча слышал, не болтай и посторонним ни одному человеку, что я государь, не сказывай. Если кто из приезжих станет спрашивать уметчика, так говори, что он поехал в Сызрань, снимать на будущий год умет, а не говори, что со мной поехал на Иргиз. Но если приедут сюда казаки от войска Яицкого, так ты прикажи им меня дожидаться, только чтоб они не в умете дожидались, а на степи, и ты покажи где-нибудь место.
Чуйков обещал исполнить в точности данное ему наставление, а Пугачев, сев в кибитку с Оболяевым, отправились в путь.
– Есть ли у тебя, – спрашивал Пугачев дорогой Оболяева, – в Исакиевом ските знакомые старцы?
– Как не быть! Они ведь часто ездят мимо меня в Яицкий городок и всегда останавливаются на умете.
– Ну, так мы заедем в их хутор, и чем по грязи таскать телегу, так оставим ее тут, а ты выпроси у старцев себе лошадь, моя рыжая под верхом не ходит, и съездим в Мечетную. Как приедем мы на хутор, так ты сбегай в монастырь; я знаю, что тут много пришельцев есть, так ты откройся какому-нибудь старику и посоветуй ему, чтоб он уговорил тех пришельцев идти прямо к Яицкому городку и там ожидать. Особливо мне письменные [грамотные] люди нужны, их тут, я чаю, довольно. Да только смотри недолго мешкай, нам надобно сегодня же назад вернуться.
Оболяев ходил в монастырь и объявил одному из старцев, что проявляется государь Петр Федорович, который приказал ему поискать для себя здесь писарей и пришельцев и сказать им, чтоб они все шли к Яицкому городку.
– Если это правда, – отвечал старец, – так дай Господи, только теперь таких людей в монастыре нет; набралось бы человек двадцать, но и те от команды сыщиков разбежались.
Возвратившись из монастыря, Оболяев и Пугачев поехали верхами в Мечетную и остановились у двора Косова, малолетний сын которого сказал приезжим, что отца дома нет, что он возит с поля хлеб и скоро возвратится. Пугачев отправился на гумно, но на дороге встретился с Косовым. Последний, увидя Пугачева, удивился и «как бы чего испугался».
– Ба! куманек, ты здесь! – проговорил Косов. – Все ли в добром здоровье? откуда ты взялся?
– Слава богу, жив родительскими молитвами.
Видя, что приятели встретились, Оболяев отправился на хутор за оставленной лошадью, а Пугачев остался с Косовым.
– Помнишь, – говорил ему Пугачев, – что у тебя остались моя рубашка, рыба и лошадь?
– Все, братец, взяли от меня в Малыковку, – отвечал Косов, – да и самому мне было много хлопот.
– Кому было брать, все, верно, у тебя…