Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Во втором часу пополудни, 11 февраля, с колокольни монастыря заметили приближение толпы, шедшей с запада, от деревни Верхоярской, а вслед за тем возвратился в монастырь крестьянин Леонтий Боголюбов, которому мятежники засунули за пазуху бумагу для доставления ее монастырской братии. В бумаге этой, или, как сказано было в заголовке, в «известии о благополучии», походный атаман Прохор Пестерев писал, что он командирован из армии его величества с 1500 человек и 15 орудиями, для занятия Долматова монастыря, и потому просит покориться без кровопролития и выслать доверенных для переговоров.

«Сверх же того, вам объявляю, – писал он[285], – что уже и Казанская губерния, царствующий град Москва, также Нижний и другие города склонены наследником его императорского величества, государем цесаревичем и великим князем Павлом Петровичем, так и государем нашим Петром Федоровичем; Оренбургская губерния и показанные: Челяба, Троицкая и прочие жительства в склонность приведены благополучно; и если же, сверх сего, в верность не пойдете, то, конечно, оставаться будет вам от моей команды в беспорядке».

Не получивши ответа, мятежники в тот же день, с криком и гамом, ворвались в Долматов (село Никольское), зажгли два крестьянских овина и разбрелись по обывательским домам. Заняв дом крестьянина Петрова, бывший за рекой атаман Пестерев приказал устроить у своей квартиры виселицы, для наказания всех тех, кто откажется присягнуть императору Петру III. Скоро угрозы эти, в пример и устрашение населения, стали приводиться в исполнение. Атаман шайки повесил нескольких монастырских служителей, капитана Петра Вырубова и священника Павла Хорсина. Пестерев и его сподвижник Ражев истязали женщин, били многих кнутом и предавали разным пыткам всех остававшихся верными своему долгу и присяге.

На другой день после занятия села Никольского Пестерев отправил крестьянина Федота Макрушникова к монастырю с требованием, чтобы запершиеся в нем сдались без сопротивления. Посланный уговаривал собравшихся на стенах монастыря разойтись по домам и жить спокойно под защитой императора Петра III, обещающего свободу и вольность, и грозил в противном случае уморить всех голодом.

С своей стороны обороняющиеся уговаривали пришедшего оставить свое заблуждение и, по совету майора Завороткова, от имени всего Долматовского общества отправили Пестереву ответ, впрочем никем не подписанный[286].

«О благополучии вашем, – писали монастырцы, – известие сюда от вас, через мужика, здешнего крестьянина, прислано, в коем смешнова достойные прописаны бредни, чему никоим образом статься не можно, да и помыслит ужасно, чтоб покойному государю императору Петру III прежде чаемого общего воскресения из мертвых одному воскреснут. Правда, будет общее всем воскресение, но как Святое Писание нам доказывает, что праведные воскреснут в живот вечный, а грешные в мучение вечное, и так разумеется, что тем воскресшим не понадобится тогда ни царю престола своего, ни богатому имения своего, а воздаст Бог каждому по делам его. А сия гнусная чучела [Пугачев], назвавшись таким ужасным по России именем, на подобие якоб воскрес из мертвых и желает похитить самим Богом узаконенную власть грабежами, разбоем и кровопролитием, чего и в целом свете не слыхано. А как не безызвестно, что всякий монарх вступает на престол правления тишиной и весьма полезным всему обществу спокойствием; а как ваш мнимый государь Петр III, император, в своем ложном и то письменном, а не печатном манифесте всему обществу в сведение не предъявил, где он и в каких местах через двенадцатилетнее время находился и для чего только в одну Оренбургскую губернию вкрался, простых нашу братию, мужиков, особливо от прочих мест ослепленных не везде прельщать и приводить в конечную пагубу, и награждать склонившихся к нему [старается] крестом и бородою, травами и морями и всякой вольностью, – чем мы и без его награждения от милостивой нашей Монархини довольствуемся. Крест Спасителя нашего всякий из нас православный христианин чтит и поклоняется, а бороды природные у всякого по человечеству имеются, растущие па ней волосы по своей воле кто стрижет и бреет, а иной и отпущает, в том принуждения никому нет; травами же и бородами мы без награждения вашего довольны и недостатка никакого не имеем».