Неожиданно она почувствовала, что разговаривать с Ильёй ей легко и приятно. Они много шутили, и от души смеялись над шутками друг друга. Тамара даже не заметила, как они подошли к её дому.
– Спасибо, что проводили, сказала она, кивая Илье на прощание.
– Что вы, было приятно немного прогуляться. Сейчас вернусь к брату, со всеми попрощаюсь, и уже оттуда вызову такси.
– Что ж, до свидания, – сказала она, и уже направилась к своему подъезду.
– Тамара! – услышала она за спиной своё имя.
Оглянувшись, она увидела, что Илья всё ещё стоит на месте.
– Простите меня за дерзость. Просто вы мне безумно понравились, – было видно, что, произнося это, он слегка смущается. – Может быть, мы могли бы с вами встретиться, сходить куда-нибудь вместе? – он забавно улыбнулся, – просто, очень хотелось бы продолжить наше знакомство.
Тамара удивлённо наклонила голову.
– Илья, насколько я помню, вы женаты, – с лёгким укором произнесла она.
– Да,– сказал он, отводя глаза куда-то в сторону, – понимаю, как всё это выглядит. Просто мы с женой уже давно совершенно чужие люди. Она меня не понимает. Так уж вышло, не угадал я в своё время мелодию, и теперь живу с ней только ради детей.
Тамаре вдруг показалось, что она находится в каком-то театре пародий. Неожиданно для самой себя она подняла голову вверх, и громко, рассмеялась. Илья продолжал удивлённо смотреть на неё, не произнося больше ни слова.
Затем Тома вытерла слёзы, которые выступили у неё от громкого, немного истеричного смеха, и сказала, обращаясь к Илье.
– Простите, но, боюсь, что ничего не выйдет. Просто ещё одного человека с плохим слухом в своей жизни я просто не вынесу.
После этого она развернулась, и гордой походкой направилась к своему дому.
Умереть красиво
Сегодня Люба поняла окончательно, наступил предел. Больше у неё не осталось сил выносить тяготы семейной жизни. Мало того, что её драгоценный супруг Вовка бухал, как последняя скотина, так он ещё и завёл интрижку с кассиршей из соседнего магазина, грудастой, размалёванной курицей, которая к тому же была моложе Любы на добрый десяток лет. Об этом с язвительным выражением на толстом, конопатом лице ей поспешила сообщить их соседка по площадке, Мария Тимофеевна. Тётка обладала не только удивительно вредным, скандальным характером, но и поразительной способностью быть в курсе всех новостей, происходящих у них на районе.
– Смотри, Любка, потеряешь мужика, – говорила она, уперев руки в свои широкие, плотные бока, которые с трудом позволяли ей протискиваться в узкий дверной проём подъезда, – я была сейчас в магазине, видела, как там Вовка твой любезничает с этой кассиршей. Так и вьётся вокруг неё, хвост распушил, словно павлин. Тьфу, смотреть противно!
Люба слушала её молча, чувствуя, как внутри неё всё сжимается от нестерпимой обиды. И как только ему, паскуднику, не стыдно! Ведь и так счастливые денёчки, которые они прожили за эти годы, Люба могла пересчитать по пальцам. И то, это было во времена далёкой юности, когда оба они были ещё полны сил и надежд, далеко не всем из которых было суждено сбыться. В ЖЭКе, где Вовка работал сантехником, царили достаточно простые нравы. Поменял кому-то кран, устранил течь в ванной – люди сразу норовят бутылку преподнести, отблагодарить. Так и пошло-поехало, и Люба уже нечасто видела, чтобы её муж возвращался с работы трезвым. Надоело, хуже горькой редьки! Иногда встанешь утром, и чувствуешь, что уже и жить не хочется. Хорошо хоть, дочка уже выросла, вышла замуж, и ей не приходится ей каждый раз наблюдать пьяного отца.
А тут ещё и эта напасть! Кассирша из местного магазина, куда Вовка почти каждый день захаживал за очередной порцией горячительного. Не зря люди говорят, седина в бороду – бес в ребро.
Первым порывом было броситься в проклятый магазин, и застать там своего драгоценного супруга на месте преступления. Но потом накатила такая усталость, что Люба подумала: «Да гори оно всё огнём», и тяжёлой походкой отправилась в сторону подъезда.
Супруг явился где-то через полчаса. От него, как обычно, попахивало спиртным, а сам он находился в прекрасном расположении духа.
– Люба, ужинать давай, – потребовал он с порога, едва успел скинуть с себя тяжёлые ботинки, и выпрямить усталые ноги, усевшись на диване.
– На плите возьми, – ответила Люба, не желая вступать в диалог с вконец обнаглевшим мужем.
Вовка взглянул на неё удивлённо, но спорить не стал, сам себе разогрел приготовленный Любой борщ, который она торопливо сварила утром, собираясь на работу, и в скором времени уже с удовольствием его прихлёбывал, сидя перед телевизором. Рядом стояла неизменная четушка, из которой он периодически подливал себе водки в небольшую, гранёную рюмку.
– Семёныч запил, придётся завтра вместо него дежурить, – громко поделился Вовка планами на предстоящую субботу, – так что завтра на дачу сама поезжай.
– Понятно, – сказала Люба, чувствуя, как её окончательно придавила тяжёлая, беспросветная тоска.