Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

Жюстина разделась и ступила в прохладный, как вода, бледно-голубой шелк, страшно боясь разочароваться. Но когда Генри ловко застегнул длинную молнию на спине, она почувствовала, как ее грудь словно расцвела в слегка приподнятых чашечках.

Перед вечеринкой весь их дом словно принарядился и даже показался Жюстине немного странным, чуть-чуть чужим, как будто она впервые увидела его в вечернем смокинге и накрахмаленной рубашке. Она тоже чувствовала себя нарядной, но при этом неживой, будто кукла: она старалась ничего не касаться руками, чтобы не испортить только что покрытые лаком ногти; и ей нельзя было слишком резко поворачивать голову, иначе воздушная укладка могла потерять форму. Когда ранним вечером начали приходить гости Генри, она не знала, куда девать руки, да и саму себя тоже.

Женщины были немолодые, но красивые, все в мехах и перьях, которые так и хотелось погладить. Мужчины, все как один, уверенно вели своих дам по коридору, посверкивая золотыми печатками на толстых пальцах. Забавы ради Генри решил достать манекены с чердака. Он наугад приделал им руки и ноги, а парики нашел только для некоторых. Но все они были одеты в вечерние платья цвета индиго, бордо, шафрана, аквамарина — почти такие же красивые, как платье Жюстины. На согнутые в локтях алебастровые руки манекенов Генри поставил подносы с едой. Некоторые манекены стояли в углах или у проемов французских окон, как бы предлагая гостям деликатесы. Другие с поощрительным видом указывали на столы, накрытые льняными скатертями, над которыми возвышался целый лес сверкающих бокалов с шампанским.

Жюстина постояла рядом с группой гостей, прислушиваясь к их разговору. Она ожидала, что кто-нибудь из них обратится к ней с вопросом или хотя бы посмотрит в ее сторону. Но они были так крепко связаны между собой паутиной своих взглядов, что Жюстине оставалось только следить за тем, как та с каждой минутой становится все более и более сложной и запутанной. Она отошла от них, чтобы попытаться приблизиться к другим группам, пока смущение от того, что ее никто не замечает, не стало невыносимо. Она посмотрела на Генри, который самозабвенно ораторствовал, гордо выпятив грудь, обтянутую жилетом того же цвета, что и кларет в его бокале, но не стала подходить к нему и вымаливать капельку внимания. Она докажет ему, что у нее все получится, что она может ему помочь. И пошла на кухню, где сняла прозрачную пленку с подноса со свежей закуской.

Она лавировала между беседующими гостями с подносом в руке, уже не бесцельно, как раньше, но те либо отмахивались от нее, как от комара, либо вовсе не замечали. Она дважды обошла комнаты, в которых общались приглашенные и, наконец, отказалась от своей затеи. Ей ничего не оставалось делать, как прислониться к стене рядом с камином. Свободной рукой она взяла с подноса креветку, рассеянно поднесла ко рту и откусила упругий хвостик, как вдруг заметила, что Генри со странной улыбкой смотрит на нее с другого конца комнаты.

Ей сразу вспомнилось такое выражение: поймать чей-то взгляд. Только здесь все было наоборот: это она была поймана его взглядом, она сама попала в ловушку. И вдруг — свобода! Генри перевел взгляд на эбеновую девушку-манекен с полированной головой, застывшую в своем бордовом платье с подносом сыра в руках. Генри довольно улыбнулся и вновь посмотрел на Жюстину, которая стояла в той же позе. Он улыбнулся еще шире, и она вдруг почувствовала, что шея, а следом за нею и руки, и ноги у нее деревенеют, это онемение расползается по всему телу, захватывая все новые и новые участки и постепенно сменяясь тупой болью. Прежде чем это болезненное отупение добралось до кончиков ее пальцев на руках и ногах, Жюстина выронила поднос и бросилась к спасительной двери, словно убегая от смертельной опасности.

Жюстина опять живет в своем доме. По вечерам Джилл приносит сестре фильмы из видеопроката, но та их уже почти все посмотрела. После обеда мама закутывает вязаным пледом неподвижные ноги дочери и вывозит ее в кресле-каталке на крыльцо. Жюстину ужасно достала эта нелепая ситуация: мама сидит рядом с ней, как будто ей три года, и читает вслух книжки с картинками, как ей посоветовал врач из реабилитационной клиники. Пародия какая-то!

— Скажи «кот», доченька, — просит мама, показывая картинку. — Кот.

— От…

— Послушай, милая: ко-о-от.

— От…

— Не так, солнышко. Ко-о-от.

Когда Жюстина устает, глаза у нее закрываются сами собой.

— Не отчаивайся, моя хорошая. Я понимаю, ты стараешься. У тебя уже гораздо лучше получается. Еще разок попробуем и отдохнем. Ко-о-от.

— Ко-о-от.

— Вот умница! Молодец. Правильно, кот. У тебя очень хорошо получается.

Конечно, она это только для порядка говорит, но Жюстина понимает: мама боится, что дальше односложных слов у нее дело не пойдет. А сама Жюстина ничего не может ей объяснить.

Ее нашли рано утром, после той памятной вечеринки, она лежала лицом вниз на клумбе с анютиными глазками в двух кварталах от дома Генри. Впоследствии хозяева клумбы много раз рассказывали маме Жюстины о том, как все произошло.