Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

В свои тридцать пять Джулия и вправду была достаточно взрослой, чтобы понимать, что паника, спешка и безрассудные поступки не приведут ни к чему хорошему. На них даже хорошую пару туфель не купишь. Во-первых, посещение баров или занятия теннисом могли обернуться на данном этапе только неминуемым разочарованием. Она с недрогнувшим сердцем наблюдала, как именно этим занимаются ее тридцатипятилетние подруги, с наилучшими намерениями приглашавшие на ужины отбросы человечества, а потом вынужденные существовать с ними под одной крышей. Нет! Она уже расчертила мелом на асфальте свои классики и не собирается выходить за обозначенные линии, даже если ей все-таки исполнилось, в конце концов, тридцать пять лет.

Поэтому каждую субботу она посещала по утрам теплое кафе на своей продуваемой холодными ветрами улице. Как всегда, она пила там свой мокко, больше похожий на какао, чем на кофе. И читала газеты или классическую литературу, повесив на спинку стула свой уютный шарф ручной вязки.

Эрин

Теперь уже слишком поздно. Но ведь всего за долю секунды до этого было слишком рано. Слишком рано. Слишком поздно. И ничего посредине. Нет даже узкого окошка, через которое она могла бы протиснуться, если хорошенько постараться. Слишком рано и слишком поздно уже срослись краями, и Эрин понимала, что опять осталась сбоку припеку. Она навсегда оказалась за пределами мира, по которому с грацией и уверенностью огонька свечи радостно двигалась Белла.

Дело в том, что этот камень подарила Эрин именно Белла. Она сняла тогда свои альпинистские ботинки и босиком вошла, охая и кривясь от холода, по самые колени в топазово-ледяную воду горного озера. Сквозь водную толщу ей отлично были видны бледные пальцы усталых ног, натертых за три дня ходьбы по горам, и вдруг ее внимание привлекло что-то необычное. Придерживая свои длинные кудрявые волосы, она наклонилась и запустила свободную руку в озеро. И тут же, подняв находку над головой, с визгом бросилась, вздымая брызги, на мелководье, к берегу, где на каменистом пляже лежала Эрин.

Она сунула Эрин в руку маленький, необычной формы камешек темно-красного цвета, точь-в-точь похожий на сердце. Не настоящее человеческое сердце, шишковатое и неровное, а на совершенно симметричное сердечко, какие принято дарить на День святого Валентина; это сердце могло быть сшито из алого атласа или вырезано из глянцевой бумаги.

— Сердечко для любимой, — воскликнула Белла, отдавая Эрин камешек. Она растянулась на камнях, положив голову на колени Эрин и, улыбаясь, добавила: — Ты ведь знаешь, как я тебя люблю!

Он сказала это так, будто у нее за спиной навалены были такие золотые горы любви, что можно было кидаться ею налево и направо, не жалея. Как будто это была сахарная пудра: кто же расстраивается, если, украшая пирог, просыплет немного белого порошка на пол. По идее, этот дружеский жест Эрин должна была бы воспринять так же легко и весело, как Белла, подарившая ей камешек, но она почему-то почувствовал себя в этот момент скорее полом, чем пирогом. И в ту же секунду, едва осела беззаботно-сладкая пыльца произнесенных Беллой слов, Эрин поняла: слишком поздно. Ей стало жаль, что она постоянно поощряла Беллу — за кофе, чаем и даже холодной родниковой водой, — как можно подробнее рассказывать о своих ухажерах, бывших и настоящих, в надежде, что болтовня подруги избавит ее от необходимости говорить самой.

Она сжала в ладони камешек: он показался и тяжелым, и легким одновременно. Он значил слишком много, и этого было недостаточно. Теперь она никогда не сможет признаться.

Во время последнего перехода по горам Эрин шла за Беллой. Ее уже не смешило то, как забавно та машет на ходу руками, напротив, она сознательно планировала разойтись с подругой. В любом случае, до окончания университета им оставалось всего несколько недель, а что может быть более естественным для двух университетских подруг, чем постепенное расставание и выбор собственного жизненного пути?

В почти горизонтальных лучах вечернего солнца они выбрались из кустов на шоссе и увидели, что Дерек уже ждет их перед машиной. Белла швырнула рюкзак на землю и бросилась к нему с руками, распростертыми, словно крылья самолета.

— От меня пахнет? — спросила она, поднимая руки. — Я воняю? От меня правда несет?

Он сделал глубокий вдох и скосил глаза, обнюхивая ее подмышку и одновременно притягивая к себе. Ладонь Дерека привычным, как показалось Эрин, жестом легла ей на ягодицу и слегка сжала ее.