Пугливая (ЛП)

Как только мы возвращаемся в Неваду, Кэсси, девушка, которая раньше всегда, когда я был за рулём, настаивала, чтобы я снизил скорость, вжимает педаль в пол и на пятнадцать минут сокращает нашу предыдущую поездку в Лоун Пайн. Лихачка. Мне даже нравится, что она за рулем; так я целых три часа могу украдкой бросать на нее взгляды, пока она покусывает внутреннюю сторону щеки и постоянно переключает радиостанции, щёлк-щёлк-щёлк. По мере приближения к её дому, она всё сильнее сжимает руль и в последний момент сворачивает не к себе, а ко мне.

— Я могу отвести тебя прямо до дома, — говорю я и, когда она останавливается рядом с моим самодельным жилищем, оглядываюсь на ее пустую подъездную дорогу.

Я не могу дышать, эта девушка просто всепоглощающая.

Она заглушает двигатель и отдает мне ключи.

— Не думаю, что твоё появление у моего дома — это удачная идея, — отвечает она. — Особенно вместе со мной.

— Верно, — говорю я. — И как я об этом не подумал?

— Похоже, ты немного рассеян, да?

— Это был довольно странный день, — отвечаю я.

— Хороший день, — тут же добавляю я. — Просто…

— Не совсем то, что ты ожидал?

— Точно, — соглашаюсь я.

Мы сидим в тишине. Мне не хочется прощаться и смотреть на то, как она уходит к своему дому. В смысле, я все еще не уверен в реальности происходящего. Может, у меня галлюцинации. Потому что мне не верится, что я только что смотался в Калифорнию и обратно со своей бывшей девушкой, чью мать я убил.

— Ну, ты не пригласишь меня войти? — наконец, спрашивает она.

Давление у меня груди разливается, словно волна обжигающей лавы.

— А ты хочешь зайти?

Она смотрит на меня.

— Ты в тюрьме позабыл о хороших манерах?

— Прости. Просто… я думал, что ты теперь в жизни на меня не взглянешь.

Я смотрю в пол, на маячащую перед нами линию реки, куда угодно, только не на нее.

— Лео, — тихо произносит она, положив руку мне на плечо.

От ее прикосновения я вздрагиваю. Мне оно совершенно чуждо. Я отвожу плечо и открываю дверь.

— Давай, — хрипло говорю я, чувствуя в горле ком размером с Неваду. — Ты здесь простудишься.

***

В комнате тепло, и я понятия не имею, какого хрена мне делать. У меня нет ни пива, ни водки, ни даже чертовой газировки, чтобы предложить Кэсси. Когда она входит в мое дерьмовое жилище и садится на неубранную кровать, я вспоминаю о том, сколько всего у меня нет.

— На что похожа тюрьма? — спрашивает Кэсси и, сняв обувь, усаживается на кровати, скрестив ноги.

Фыркнув, я опускаюсь на другой край койки, как можно дальше от нее.

— Ну, если ты читала мои письма, то должна это знать.

Я смотрю на свои ноги, но это не мешает мне краем глаза уловить то, как мгновенно замирает Кэсси.

Я бросаю на нее быстрый взгляд.

— Что?

Она делает глубокий вдох.

— Письма?

У меня снова это щемящее чувство. И мне это совсем не нравится. Мне хочется, чтобы оно прошло.

— Ну, после своего отъезда я писал тебе каждую неделю.

— Бред, — говорит она, и в ее глазах блестят слезы. — Бред.

Тонет, тонет. Все тонет.

Я утопаю в невозможности происходящего. Дэймон. Ну, конечно. Я убил его жену. Ясно, что он прятал письма. Он трахал свою падчерицу, пока я гнил в тюрьме. Естественно, что он перехватывал все мои сообщения. Какой же я идиот, раз думал, что за восемь лет мои письма остались без единого ответа, что их даже не вернули отправителю.

— Он добрался до них, так ведь? — говорю я. — Он, сука, до них добрался.

Мы оба долго молчим. Кэсси плачет, тушь двумя черными ручьями течет у неё по лицу. Я всю жизнь только и делаю, что заставляю эту девушку плакать.

— О чем в них говорилось? — тоненьким голоском спрашивает она.

Она похожа на несчастную маленькую девочку. Я этого не хотел. Не хотел доводить ее до такого отчаяния.

Я не отвечаю. Кэсси соскальзывает с кровати, и в какой-то момент мне кажется, что она сейчас уйдет. Но она не уходит. Кэсси встаёт передо мной, настойчиво упираясь мне в колени, пока я, наконец, их не развожу, и тогда она растворяется в пространстве между моими бедрами. Она так сильно плачет, что вряд ли вообще меня видит.

— Кэсси, — расстроенно говорю я.

Одной рукой я беру ее за подбородок, а другой вытираю ей слезы. У меня шершавые кончики пальцев, а ее кожа словно бархат, и я очень надеюсь, что не причиню ей вреда.

— В них говорилось, что я очень сожалею, — шепчу я и, прижав пальцы ко рту, чувствую на них солёный привкус её слез. — Что я хотел бы поменяться с ней местами. И что я тебя любил. Люблю.

Она кладёт руку мне на плечо, и я почти отшатываюсь. Почти. Я не знаю, что делать, когда она ко мне прикасается. То, как она до меня дотрагивается, толкает меня к грани безумия. Как будто умом мы оба знаем о том, что я натворил, но наши тела об этом позабыли. У меня в висках стучит кровь. Пульсирует член. Мне нужно на воздух.