— Иногда мне кажется, что если бы я постоянно тебе об этом не напоминал, ты бы заморила ее голодом.
Дэймон вручает мне пакет жидкой питательной смеси и, сделав глубокий вдох, я приближаюсь с ним к лежащему в конце коридора живому трупу. Может, он и прав. Может, я и впрямь заморила бы ее голодом. Всё гуманнее, чем столько лет поддерживать в ней жизнь, когда, на самом деле, она должна была умереть в той реке.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Через пятнадцать минут, когда я залила жидкую смесь в ёмкость для маминого питания и доделала всё так, как любит Дэймон, он, наконец, выпустил меня из дома.
Сразу же после маминой аварии он забрал у меня все ключи, и теперь я провожу дни либо выставленной за дверь, либо взаперти. То, что ключи у него, означает, что я не могу уйти с работы пораньше и вернуться домой в середине дня, до того, как он закончит свою смену. Как-то я пару раз такое проделала, и теперь он устроил из дома бункер, типа Форт Нокс[2]
. И прежде, чем вы начнете бросать удивленные взгляды и считать на пальцах, да, вы всё верно поняли: я двадцатипятилетняя женщина, которая распоряжается своей жизнью не больше, чем какой-нибудь подросток.Неудивительно, что я провожу дни в мечтах о том, как бы поскорей прикончить свою семью и свалить из города.
— Можешь попозже отвести меня в магазин? — спрашиваю я Дэймона, пока мы проезжаем с ним по мосту,
По иронии судьбы, я работаю в том же месте, где произошел несчастный случай. И вынуждена переживать это заново всякий раз, когда мне «посчастливится» посмотреть в окно и бросить взгляд на шоссе.
Дэймон закатывает глаза.
— Посмотрим.
Моя душа свинцовым грузом уходит в пятки. «Посмотрим» в большинстве случаев означает «нет».
— Мне нужно купить индейку, — твёрдо говорю я.
Он останавливается на парковке и поворачивается ко мне; я краем глаза вижу, как сияет его звезда шерифа. И как он только добивается такого идеального блеска, ума не приложу. Удивительно, что он не заставил меня полировать эту хрень. Она сверкает, как чертов Оскар. Атрибут власти. «Я держу этот город в кулаке». И он чертовски хорошо с этим справляется.
— Я думал, ты купила индейку вчера вечером.
Я качаю головой.
— Я забыла.
Он делает глубокий вдох и выдыхает. Он в бешенстве. Я вижу, как он обхватывает ладонями черный руль и сильно его сжимает. От холода костяшки его пальцев становятся розовато-красными, а не белыми, как я ожидала.
— Вчера вечером ты забыла, потому что начала пить еще в полдень.
— Вчера у меня рано закончилась смена. Что мне было делать?
Я тут же жалею, что соврала про индейку. Добром это не кончится.
— Что тебе было делать? — повторяет он. — Хм, давай-ка подумаем. Может быть, купить еды на День Благодарения, чтобы не умереть с голоду? К нам приедут гости.
Я фыркаю.
— К нам приедет твой придурочный брат.
Дэймон хмурится.
— Знаешь, помимо меня, он — твоя единственная семья.
Брат Дэймона — конченный псих.
— Он мне не семья, — отвечаю я и чуть не добавляю:
Он долго на меня смотрит.
— Иногда я не знаю, что с тобой делать, — наконец, произносит он.
— Сам и покупай свою грёбаную еду, если так сильно этого хочешь, — отвечаю я, глядя на входные двери закусочной.
— Ты действительно хочешь об этом спорить, Кассандра?
— Да, — произношу я.
Он назвал меня Кассандрой. Блядь. Надо было вчера сходить в магазин.
— Прости, что? — рявкает он и прикладывает руку к уху. — Я не расслышал.
— Да, — на этот раз более решительно говорю я.
— Ты неблагодарная сучка, — злобно говорит он.
— Иди на хрен, — огрызаюсь я.
Не дожидаясь, когда Дэймон запрёт меня в машине, я быстро открываю дверь и выскальзываю наружу.
— Я с тобой не закончил, — говорит Дэймон, грозя мне из машины пальцем.
— Езжай, спаси с дерева котенка, или чем вы, деревенские копы, там обычно занимаетесь, — отвечаю я, со всей силы хлопнув дверью.
Перекинув рюкзак через одно плечо, я гляжу, как удаляется машина Дэймона, становясь все меньше и меньше, пока и вовсе не скрывается из виду. Я бросаю взгляд на полицейский участок, который расположен в том же ряду зданий, что и закусочная, и задумываюсь, куда это он отправился, если не туда.
И что она вообще в нем нашла? А, ну да. Лицо. Глаза. Парень — мечта. Пока не поживёшь с ним и не поймешь, что застряла с жалким ублюдком. Спасибо, мама.
Я глубоко вдыхаю зимний воздух, и холод обжигает мне легкие. Это приятно. На входе в закусочную, я вдруг вижу знакомое лицо, глядящее на меня из дерьмовой «Хонды», что стоит в трех парковочных местах от того ряда, с которого только что уехал Дэймон.
Я не знаю, убегать мне или улыбаться, поэтому не делаю ни того, ни другого. Прежде чем совсем разнервничаюсь и унесусь в противоположном направлении, я направляюсь к машине.
Тот, кто на меня смотрел, по-прежнему не сводит с меня глаз, но выражение этих глаз меняется. Дистанцируется. Думаю, он не ожидал, что я все-таки подойду к его машине.
— Пайк, — говорю я. — Ты все еще здесь живешь?