Пугливая

Пластырь оказался совершенно бесполезным, картошку придётся выбросить. Я заматываю руку другим полотенцем, и Дэймон отводит меня к раковине. Он снимает полотенце и держит мою руку под проточной водой, чтобы смыть кровь и получше рассмотреть мою нанесенную самой себе рану. Она глубокая. И мерзкая. Вода больно щиплет, но я не произношу ни слова.

— Нужно отвезти тебя к врачу, — говорит Дэймон и тихо бормочет:

— Боже мой. Она глубокая. Тебе нужно наложить швы.

Я смотрю на оставленный на столе нож и думаю, где сейчас Крис.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Лео

В «Лавлоке» начос не подают.

Но их подают в гриль-баре «У Даны». Тягучий, густой сыр, такой желтый, что почти оранжевый. Домашняя сальса Даны, свежий гуакамоле… Когда официантка ставит их передо мной, это сравнимо только с сексом. Все время держа ухо востро, я прячусь в задней кабинке закусочной, надвинув на глаза бейсболку, чтобы меня не увидел никто из знакомых. Меня отпустили домой, но мне не нужно отмечаться в Управлении шерифа до утра понедельника, к тому же я знаю, что когда меня увидит мать, начнётся тот ещё балаган. Поэтому я решил, что поеду к расположенному в миле отсюда участку моей мамы живописным маршрутом от остановки рейсового автобуса, что возле закусочной. И я, блядь, не тороплюсь.

Я не пропускаю ничего, что творится вокруг: шипение люминесцентных ламп наверху, доносящиеся с кухни прерывистые звуки и шипение, слышу, как ставят и снимают с огня еду. Звонок вызова официанток, сообщающий им, что блюда готовы к подаче. Даже с верхним освещением и висящими над каждым столом барными лампами, здесь очень темно. Очень темно по сравнению со свежевыбеленной тюремной камерой. Подо мной мягкое сиденье, настолько мягкое, что от этого начинает болеть спина. Я не привык к комфорту. Не привык к одиночеству.

Мне нравится быть одному, но в то же время, это ужасно. Никто не говорит мне, когда есть. Когда принимать душ. Когда спать. Только я и стоящая передо мной чашка черного кофе, а теперь ещё и начос, такие сексуальные, что от одного их вида я готов кончить в штаны. Их придвигает ко мне бледная, стройная рука, и я, словно в замедленной сьемке, скольжу по этой руке взглядом к ее владелице.

У края моей кабинки стоит красивая девушка. Ей не больше семнадцати, но у нее тело женщины. Ярко-розовая фирменная рубашка гриль-бара «У Даны» трещит под напором сисек; пуговицы у нее на груди изо всех сил пытаются их сдержать. На губах блеск с мерцающими блестками. Когда мой взгляд, наконец, останавливается на ее выразительных карих глазах, она смотрит на меня так, будто всё это ее забавляет.

— Еще кофе?

Я тихо смеюсь.

— Я тебя знаю.

Она подливает мне в кружку кофе и улыбается, морща при этом нос.

— Ты ведь в Ган-Крике. Уверена, ты знаешь здесь всех, Лео Бентли. Добро пожаловать домой.

Это младшая сестра Чейза.

— Дженни. Господи, когда я видел тебя в последний раз, тебе было, сколько… десять?

Дерьмо. Я пялился на девушку, с которой нянчился в пору, когда она еще носила подгузники.

— Думаю, восемь, — отвечает она. — Мне только исполнилось шестнадцать.

— Серьезно?

Мой член твердый, как гранит. Он восемь лет не был в женщине. У меня не должно было возникнуть стояка от взгляда на шестнадцатилетнюю девочку, но когда я увидел в меню начос, у меня тоже возник стояк. Поэтому, я попытаюсь себя простить. А потом найти кого-то более подходящего мне по возрасту, чтобы как можно скорее потрахаться. Мне уже сейчас жаль эту девушку, кем бы она ни оказалась, потому что я либо продержусь всего секунд десять, либо так ее оттрахаю, что она увидит звезды.

Раньше мы с Кэсси тайком выбирались в поля и занимались там сексом, а затем, с трудом натянув на себя одежду и отдышавшись, смотрели на падающие звезды. Потом я все испортил.

Внезапно всё мое возбуждение как рукой сняло.

Я беру с тарелки ломтик кукурузных чипсов и подношу его ко рту, но тут Дженнифер заговорщически оглядывается по сторонам. Она ставит кофейник на край стола и, скользнув в кабинку, усаживается напротив меня.

— Я удивлена, что ты здесь, — говорит она. — Ты ведь знаешь, что Кэсси по-прежнему тут работает, да?

Волосы у меня на руках встают дыбом, словно кто-то ударил меня электрошокером. Я озираюсь по сторонам, пытаясь сжаться до таких размеров, чтобы она меня не заметила.

— Не волнуйся, она работает в утреннюю смену, — произносит Дженнифер и, взяв стоящую рядом с сахаром перевернутую кружку, наливает себе кофе.

— Тебе разве не нужно работать? — спрашиваю ее я, глядя на то, как она бросает в кофе три кусочка сахара и начинает их размешивать.

— А тебе разве не нужно быть дома? — спрашивает она в ответ.

Я морщусь, не зная, что сказать, мечтая, чтобы она скорее ушла и я, наконец, мог бы запихнуть эти гребаные начос себе в рот, а не благовоспитанно их надкусывать, как сейчас.

— Как твой брат? — спрашиваю я между глотками.