Пугливая

Я киваю, сглатывая подступивший к горлу ком. Потому что ей четырнадцать. И она моя сестренка. И с ней не должно было этого случиться.

— Поспи немного, малявка, — говорю я, нежно обняв ее за плечи.

— Спасибо, Лео, — отвечает она и уходит.

В этом вся прелесть Ханны — что бы ты ей ни говорил, она с этим соглашается. Я знаю, что она больше не будет переживать. Теперь она, скорее всего, проведет остаток беременности, тыча пальцем себе в живот и здороваясь в ответ.

Я возвращаюсь к пиву. К моему сладкому яду, разрушителю миров. Что бы ни текло по моим венам, оно взывает к молекулам алкоголя, плавающим внутри бутылки с пшеничным напитком, умоляя: «Возвращайтесь ко мне». Меня охватывает сильное отвращение, добивая меня, снова и снова.

«Ты просто жалок».

Я открываю остальные пять бутылок и, перевернув их все вверх дном, безучастно наблюдаю за тем, как пиво, пенясь, выливается в раковину.

Я слышу позади себя какое-то движение и оглядываюсь через плечо. Это Пайк.

— Привет, — говорит он.

Я издаю какой-то гортанный звук. Я бы рад ответить ему «привет», но у меня жжёт глаза, а в горле стоит такой ком, что я не могу говорить, поэтому просто таращусь в раковину. От запаха пива меня мутит.

— Рад, что ты вернулся, — говорит Пайк, подходя ближе. — Ты в порядке?

Я жадно втягиваю в себя воздух. Киваю.

— Ты всегда умел за всеми приглядывать, — говорит Пайк. — Знаешь? У меня никогда так не получалось.

Я напрягаюсь над раковиной. Снова киваю.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Кэсси

Всю пятницу свирепствует буря.

Дэймон вынужден работать весь день, и когда он, наконец, приходит домой, то, даже не поздоровавшись, сразу же исчезает наверху. Я не пытаюсь выяснить, что с ним.

Иногда он любит общество людей, а иногда ему необходимо, чтобы его оставили в покое.

Около одиннадцати я слышу, как он принимает душ и закрывает дверь своей спальни. Как только я понимаю, что он спит, то перепроверяю в доме все замки и ложусь спать.

Меня будит раскат грома. Раскат грома и неистовый лай. Я откидываю одеяло и тянусь за толстым халатом и ботинками, затем натягиваю всё это и спешу вниз.

Открыв заднюю дверь, я жду, что Рокс проскочит мимо меня в дом, но она этого не делает.

— Рокс! — шиплю я. — Эй!

На улице жуткий ветер. Сыпет град, холодные маленькие шарики льда, напоминающие мне о вечере той аварии. Мне надоело всё время об этом думать.

Я слышу наверху какое-то движение, звук открывающейся двери. Дерьмо. Если Дэймон спустится вниз, то разозлится. Он ненавидит эту собаку. Других собак он любит, но эта раньше принадлежала Лео. Болезненное напоминание о том, что случилось с мамой. Но теперь Рокс — моя собака, и её я ни за что не позволю у меня отобрать. У меня больше нет настоящих друзей, кроме Рокс, и думаю, это единственная причина, по которой он разрешает мне её держать.

Я еще несколько раз зову собаку по имени, но она не обращает на меня внимания. Господи. Держась за перила, я выхожу на улицу, и тут рядом вспыхивает свет. Глупая собака.

— Иди сюда! — кричу я ей.

Она даже на меня не смотрит. Замерев на месте, она не сводит глаз с дома. Такое впечатление, будто она лает прямо в окна спален, чтобы привлечь наше внимание.

Я уже на полпути к собаке, когда вдруг чувствую кого-то у себя за спиной. На верхней ступеньке стоит Дэймон.

— Быстро в дом, — рявкает он сквозь шум непогоды.

Проигнорировав его слова, я приближаюсь к Рокс.

— Кэсси! Господи боже.

Он идёт за мной.

— Ей не нравится погода, — говорю я. — Дэймон, она старая и дряхлая.

Он пожимает плечами.

— И что?

— Позволь мне впустить ее в дом.

Он качает головой. Он ее ненавидит.

— Нет.

— В гараж.

Он открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но вдруг меняет своё решение.

— На одну ночь, — говорит он. — На одну чертову ночь, а потом я отвезу эту дворнягу обратно на их участок. Она даже не твоя.

Он грозился это сделать бесчисленное количество раз, поэтому я даже не спорю. Никуда он ее не отвезёт. А если и отвезёт, то она вернется ко мне раньше, чем он вырулит на дорогу от дома Лео.

Нельзя держать такую собаку на цепи или указывать ей, где жить. Она свободолюбивая, наверное, поэтому я ее так люблю.

Дэймон наклоняется, чтобы схватить ее за ошейник, и Рокс, бедная старая Рокс с изъеденным катарактой глазом, подпрыгивает и от испуга вцепляется зубами ему в ладонь. Прямо между большим и указательным пальцем.

Он даже не раздумывал. Будто уже знал, что это произойдет. Будто к этому готовился.

Дэймон достает из-за пояса пистолет и стреляет Рокс прямо между глаз.

Я пронзительно вскрикиваю.

Она умирает еще до того, как удариться о землю.

Все вокруг плывёт и замедляется. Такое чувство, словно я нахожусь на одной из тех каруселей, которые вращаются так быстро, что, кажется, будто двигаешься в замедленном темпе.

— Вот дерьмо, — говорит Дэймон, пока я падаю на колени, прикасаясь рукой к тому последнему, что у меня оставалось от Лео.

Я не могу вымолвить ни слова. Я даже думать не могу. Он застрелил мою собаку. Моя собака мертва. Как я скажу об этом Лео?

А потом: ах, да. Я ему не скажу. Ничего. Уже никогда.

— Т-ты ее убил.