И вот рассуждала умная Регина Артемьевна со своими внимательными слушательницами о том, зачем Некрасов все-таки погубил Дарью. Ведь от него все зависело… Это он осознанно именно такой вариант выбрал, причем для лучшей представительницы своего народа. Для любимой героини. Прекрасной, сильной, работящей, созданной украшать все вокруг, созидать, поддерживать новую жизнь… А почему? Не лучше ли было бы со стороны любящего народ поэта устроить более обнадеживающий финал? Чтоб обрела Дарья в лесу не вечный сон, а бодрость, силы… У нее же детки остались… На кого же она их покидает?..
И только сейчас…
Только сейчас на фоне нестерпимой боли Рыся устыдилась тех своих сытых и благополучных рассуждений…
Поэт жалел свою Дарью. И, как поэт великий, смотрел, может, и сам того совсем не желая, далеко вперед. И предвидел, каково ДАРЬЕ — в самом широком, собирательном смысле ДАРЬЕ, простой честной и цельной русской женщине — придется.
Как она на самом деле — во всех отношениях — останется одна!
Какие жернова ждали их народ впереди…
Сейчас она понимала, сколько любви и жалости в этих последних словах:
Хотя… она-то как раз и собиралась лететь через пару дней туда, где снега найдутся, было бы желание забраться на поднебесную высоту, где они лежат в вечном своем покое.
8. Что и как…
Почему-то мысль о снегах дала новое направление Рысиным бессвязным рассуждениям и воспоминаниям. Она ясно представила себе, что и как должна сделать утром.
Утром наверняка ей будет звонить Петр. Выспится и позвонит узнать, как она там себя чувствует в далекой стране России. А ей главное ухитриться некоторое время не говорить с ним и не видеть его. Если ради сына и ради себя (да-да — и ради себя тоже, конечно) оставаться с мужем, надо, чтобы никто никогда ни о чем не догадался. Надо суметь так изловчиться, чтобы все, хотя бы внешне, шло по-прежнему.
Потом впечатления сотрутся, раны затянутся… Полегчает в любом случае.
Она сосредоточилась и постаралась вспомнить, чему учила своих же подопечных. Прежде всего, надо задать себе вопросы. Хорошие и правильные вопросы.
Могу ли я изменить прошлое?
Могу ли я вернуться в свое прошлое или прошлое своего мужа?
Легче ли мне станет от воспоминаний о том, что я увидела в мастерской?
Стану ли я лучше выглядеть или лучше себя чувствовать, если буду возвращаться к увиденному?
Ни изменить, ни вернуться не получится. Легче от воспоминаний не станет — точно.
Значит, надо проглотить и переварить.
Кажется, это Кьеркегор сказал: «Вспоминай о прошлом, мечтай о будущем, но живи сегодня!»
Надо выжить и жить дальше! Это главная задача.
Все пройдет, заживет.
Но это через какое-то время. Надо хотя бы неделю не видеться и не говорить с мужем. Просто чтобы не выдать себя.
Вот задача номер один.
Еще поняла она одну штуку: ей некому рассказать о своем ужасе. Помочь-то никто ничем не сможет. А вот проболтаться мужу при случае — это запросто. Причем из самых добрых побуждений.
Она не должна делиться ни с кем! И вот это и есть самое трудное, почти невыносимое. Но вынести придется. Именно так. Молча. Ни с кем не делясь. И это при таком количестве родных… Но, наверное, они уже и не так близки, как раньше… Все живут своими жизнями, у всех все свое… Она столько лет для всех была опорой, а теперь… Когда ей самой понадобилось… Никого! Никому не нужна. Одна!
Рысе стало ужасно жаль себя. Невыносимо. Она наконец-то расплакалась. Столько слез в ней накопилось — ужас. И главное: рыдать можно было, совершенно не таясь, в полный голос!
Во всем есть свои плюсы.
Наплакавшись, она почувствовала облегчение.
А теперь — спать. Сон неожиданно пришел, и она провалилась в его добрые объятья.
Она спала долго, а проснувшись, не сразу вспомнила о своей боли. В этом небольшом промежутке времени между ощущением утреннего счастья и воспоминанием о произошедшем минувшей ночью таилось обещание: когда-нибудь чувство горечи рассосется совсем, исчезнет… Когда-нибудь потухнет этот костер ужаса… Только бы перетерпеть… Суметь дождаться…
Муж еще не звонил. Конечно! Бережет ее сон. Знает, что вчера допоздна гуляли девицы-красавицы. Это хорошо.
Рыся кое-как встала, почистила зубы, умылась. Все вокруг дома казалось новым и чужим. Другим. Не таким, как прежде.
Ничего, пройдет. Сейчас бы решить, как поступить, это главное.
Она вздрогнула от телефонного звонка. Глянула на номер: швейцарский. Но не мама и не Денька. Все равно можно отозваться.
Звонила мамина знакомая, Ольга, которая вместе с мужем организовала в горах пансион для детей, отстающих в развитии. Ляля хорошо сдружилась с молодой женщиной, работавшей не покладая рук, с раннего утра до поздней ночи. Рыся тоже любила бывать у Ольги. Юрочка дружил с ее сыновьями. Петр много писал там… Да… Было дело…