Пуговица

Теперь надо улечься и спокойно подумать. Можно шумно дышать, кряхтеть, чихать, кашлять, шевелиться, как угодно… Это большое счастье, оказывается. Свобода в чистом виде, которую совсем не ценят те, кто не прошел через вынужденную необходимость таиться и ждать неизвестно как долго…

Ах, скольких на своем веку учила Рыся искусству преодоления кризисных ситуаций! Как мудро рассуждала! И как все просто оказывалось!

Главное, решать проблему шаг за шагом, не позволяя мыслям толпиться и перескакивать с одной беды на другую.

Главное, определить, чего ты хочешь в конечном итоге. А потом понять, как этого желаемого добиться.

Все просто, когда беда случилась не с тобой.

Все очень просто, когда не испытываешь невыносимую боль.

И все-таки — сквозь боль, усталость, шок — надо думать.

Ну, давай, решай! Что ты хочешь?

— Я хочу, чтобы перестало болеть.

— Ну, это понятно. Сейчас болеть будет все равно. Свежая рана. На то, чтобы затянулась, потребуется время. Пока — терпи. Помогло бы как следует выспаться — это да. Но сейчас надо решить самое главное: что ты хочешь? Ты останешься с Петром? Или не сможешь после того, что узнала?

— Я не представляю себе жизни без него. Пока. Но… И с ним — тоже не представляю. Пока… Я бы хотела суметь остаться. С ним. Конечно, как раньше, уже не получится. Но все равно — остаться бы с ним хотела.

Уже хорошо. Кое-что сформировалось. Мысли начали строиться рядами, а не мотаться в полном хаосе, сталкиваясь и разбегаясь…

Рыся попыталась думать о хорошем.

Ну, вот, например. Сын… Ведь сначала-то, услышав о сыне, она — правда — почти что сдохла… Это был бы полный конец отношений. Ну, не смогла бы она тогда… Уж слишком круто поменялась бы ее судьба… Как жить, зная, что где-то есть у мужа еще ребенок… параллельный… Его надо видеть, приглашать домой… Нет, тяжко. Даже осознать такое не получается. Хотя… Рыся вспомнила собственного папу и этого его «параллельного» ребенка, ставшего теперь для отца самым лучшим и правильным, тогда как они, все пятеро, — плохие и злые. Так, по крайней мере, отец не раз говорил.

Как, однако, любопытно: неужели дочери повторяют судьбу матерей?

Рыся много про это читала, иногда даже ей казалось, что нечто в этом есть… Хотя — о чем это она? Нет никакого сына у Петра, кроме их Юрочки.

Надо надеяться, что нет…

Во всяком случае, у Элеоноры сын не от Петра. Это точно. Шантажистка поганая.

Сына нет. Но — запросто мог бы быть.

Эту мысль Рыся отогнала, как шальную и никчемную.

Сына нет.

Это плюс.

Едем дальше.

Петр, безусловно, любит ее, Рысю. И не скрывает этого, и — мало того — в любви своей уверен. Даже если вдруг и случится разрыв их супружества.

Как хорошо он говорил о своей жене! Было в этот момент в нем такое… огромное мужское обаяние. Он, не зная, что жена его видит и слышит, произносил самые нужные и важные ей слова. Значит, в этом не лгал.

И это хорошо. Это надо постараться запомнить. Чтобы хорошее воспоминание в итоге перебило то, ужасное… «Избушка, избушка, повернись к лесу передом…» Фу, какое отвращение!

Нет, надо переключаться на хорошее, прекрасное! Надо вспомнить что-то еще… Какой-то сильный момент…

Вот. Незадолго до его отлета. Они просто болтали… Начали говорить про Петров пост. Смотрели, когда он должен наступить этим летом. Начинается Петров пост всегда по-разному, а заканчивается на Петра и Павла. Мужниными именинами. Вот с именин началось. А потом потихонечку заговорили о Петре Великом. О том, что и сколько он успел сделать для России за недлинную в любом случае человеческую жизнь.

И муж говорил:

— Вот собираются историки и начинают талдычить: это, мол, Петр Первый сделал правильно, это хорошо, а тут вот — неправильно, нехорошо… Тьфу… А сами-то что могут? Рассуждают, как Высший суд… Были бы хоть на тысячную долю так сильны, как он… Такого великана России Бог послал…

— Думаешь, он от Бога? — спросила тогда Рыся.

— Пушкин его хорошо понимал. Как равный равного. Ну да — два гения… Помнишь, как в «Полтаве»?

Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с Богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен.
Он весь, как Божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
Почуяв роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком…