Из декабристской верхушки на месте преступления не взяли почти никого. Пока картечь косила обманутых солдат на Сенатской площади, князь Трубецкой, подобно кисейной барышне, лежал без чувств в домовой церкви своей сестры Потёмкиной. Его свояченица (сестра жены) вспоминала: «Его подняли, положили на диван, привели в чувство…»
С Якубовичем, который на каждом углу талдычил о своём намерении «расправиться с тираном», после его таинственного «растворения» с Сенатской площади произошла чудодейственная метаморфоза. Ещё до выстрела в Милорадовича он неожиданно оказался перед Николаем, изрядно удивив царя своим грозным видом – с чёрной повязкой на лбу, обвешанный оружием.
– Ваше Величество, – обратился он к императору. – Я был против Вас, теперь же я хочу умереть за Вас!..
– В таком случае, – сказал, поцеловав его, Николай, – поди к возмутителям и уговори их сдаться…
«У меня рука чесалась разбить ему череп, – вспоминал конногвардеец барон И. Велио. – Так он мне казался опасным» [17]. (Барон на Сенатской площади потеряет вследствие ранения руку.)
Следует заметить, в тот день Николай Павлович имел все шансы погибнуть. Правда, не от Якубовича или Каховского – от другого декабриста, полковника Булатова. Этот офицер, имея в кармане пару заряженных пистолетов, больше часа ходил вокруг царя, не решаясь выстрелить. Так и не решился. Вечером того же дня он явился с повинной
[42].Кто ещё? Лейб-гвардии Гренадёрского полка поручик Панов (тот самый, что вёл гренадёр в Зимний дворец, но, столкнувшись с сапёрами полковника Геруа, вовремя ретировался) после поражения также не проявил большого мужества. Отыскав где-то штатское пальтишко, накинул его на мундир – и затерялся в толпе. Корнет лейб-гвардии Конного полка Александр Одоевский, не сумев договориться с однополчанами (которые, к слову, послали его «по матушке»), тоже юркнул в подворотню. Сбежали Николай Бестужев и Пётр Коновницын… «Легендарный декабрист» Батеньков, проблуждав вокруг Сенатской площади в толпе любопытствующих, влиться в ряды товарищей так и не решился.
Таким образом, пострадали простые солдаты, оставшись лежать на льду. И подо льдом… Смутьяны же в день восстания не пострадали вовсе.
* * *
Не успели затоптаться следы побоища на Сенатской площади, как в Петербурге узнали о восстании на Юге: подняли мятеж члены «Южного общества». Здесь события развивались дольше – с 29 декабря 1825-го по 3 января следующего года; однако для монархии это выступление было не столь опасно.