Во время следствия и допросов декабристы выглядели жалко. Лишь единицы сохраняли выдержку и вели себя достойно – Лунин, Пущин, Н. Бестужев, Муравьёв-Апостол… А вот остальные – каялись, умоляли, плакали… Полковник Пестель «сдавал» всех подряд. Даже следователям было противно. А потому его не щадили, устраивая одну очную ставку за другой. Каждый отпирающийся оказывался с глазу на глаз с «правителем». А уж тот рассказывал всё начистоту – кто, с кем и сколько… Приходилось сознаваться.
Князь Трубецкой на первом же допросе брякнулся на колени, вымаливая у Николая прощения:
– Жизнь, Ваше Высочество! Жизнь!..
Трубецкой назвал 79 фамилий…
Кондратий Рылеев… В ногах, конечно, не валялся, но рассказал генералу Толю всё, что знал: восставших должен был возглавить Трубецкой, поэтому его неявка на Сенатскую площадь «стала главной причиной беспорядков и убийств»; тайное общество существует на самом деле, в частности на Юге, под Киевом, и следует «взять меры, дабы там не вспыхнуло восстание». А ведь ещё накануне упорно искал план Зимнего дворца, чтобы проще было добраться до августейшей семьи…
Евгений Оболенский… Хорош князюшка! На Сенатской площади орудовал – как мясник какой. Оказалось, что и не мясник вовсе: просто неосторожно споткнулся, отстраняясь от коня генерала Милорадовича, и в ногу графу – раз! Совсем не хотел… «Хотел, хотел», – показали свидетели. После этого пришлось сознаться и, что называется, чистосердечно раскаяться… Как и Трубецкой, Оболенский оказался достаточно «разговорчивым», назвав более семи десятков имён…
Каховский… Уже из каземата слёзно писал царю: «Добрый государь, я видел слёзы сострадания на глазах ваших…» Совсем непонятное. Ведь он так мечтал застрелить «сатрапа»…
* * *
13 июля 1826 г.
«Экзекуция кончилась с должной тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое и именно: Рылеев, Каховский и Муравьев сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чём Вашему Величеству всеподданнейше доношу».
Из донесения петербургского военного
генерал-губернатора П.В. Голенищева-Кутузова [22]
Для наказания главных преступников Николай I назначил Верховный уголовный суд из 72 высших чиновников под председательством М.М. Сперанского. То был ловкий ход императора. Сперанский был под подозрением (в случае успеха декабристы планировали ввести его в состав Временного правительства). Мало того, в своё время его секретарём являлся известный декабрист Батеньков, что уже говорило о многом. Царь рассчитал правильно: именно подозреваемый окажется самым бескомпромиссным судьёй. Так и вышло.
Из более чем трёх тысяч арестованных (из которых 500 человек – офицеры) суду был предан 121 декабрист. Проще было с солдатами – они были биты шпицрутенами и разосланы в штрафные роты на Кавказ.