Пуговица, или серебряные часы с ключиком

— Что это мы стоим с тобой? Айда яблоки собирать! — Он достал яйца из корзины и положил их в траву. — Так, — сказал он, почувствовав неодолимое желание подхватить мальчишку на руки и подбросить его повыше.

— Господин Бернико, вы не могли бы сдать немного яиц, а то мы не знаем, как выполнить план поставок…

19

Наступает утро. Оно заглядывает за крыши домов, поднимается над темным лесом. Может, сегодня хороший день выдастся? В окно они увидели, как Бернико подтащил два тяжелых бидона к высокой подставке для молока. Он поздоровался издали и поднял оба бидона на высокую скамью перед бургомистерской.

— Большое спасибо, господин Бернико! — крикнул Генрих из окна.

Позднее подошел Матулла и принес полбидона молока.

Они решили, что сегодня еще многие хозяева сдадут молоко. Оба — и Комарек и Генрих — были настолько в этом уверены, что стали распределять еще не сданное молоко многодетным семьям. Однако больше никто не пришел, и, когда подъехала машина за молоком, у них только и осталось, что четверть бидона для деревенских.

И что за человек этот Комарек! Всю ночь он простоял на току, а теперь вот еле держится на ногах! Пришел, лег и тут же заснул. Проспал он до самого вечера. Поднявшись, он разгладил одеяло. Потом скатал и завязал бечевкой — так его удобно было нести через плечо.

Генрих смотрел на него и молчал.

Комарек надел куртку, а поверх — кошачью телогрейку, как это он делал зимой. И вышел, прихватив черную палку, стоявшую в углу у печки. Генрих спросил, не отвезти ли его в город на телеге. Но старик только махнул рукой.

20

Комендант Новиков приказал солдату-водителю ехать быстрей. Затем он долго молчал. Глядя на простирающийся за окном ландшафт, он думал: где и когда ему описывали эти места? И вспомнил: под Квинхорной это было! «Да, да, — думал он, — это было, когда мы занимали высоту недалеко от Квинхорны. Они лежали тогда под оливами, и ночи были такие теплые, что мало чем отличались от знойного дня… И еще тебе описывали эти места, — вспоминал офицер, — когда мы залегли под скалой на нейтральной полосе между нашими и фашистскими позициями. У танка подбили гусеницу. Нам надо было его починить, но пришлось ждать темноты. Как раз когда мы лежали под скалой в двадцати шагах от подбитой машины, он тебе и описал этот край. И еще — в Арагонской степи о нем рассказывал. Никогда мне не забыть этих бессонных и таких холодных ночей…»

Однако Новиков представлял себе этот ландшафт совсем иным. Никогда бы он не подумал, что здесь так много старых сосновых лесов. И озеро представлялось ему гораздо больших размеров.

Первые недели после того, как его назначили сюда комендантом, он, объезжая деревни, еще расспрашивал жителей. И порой посреди какого-нибудь разговора вдруг задавал вопрос: «Вы, случайно, не знаете Альберта Мёллентина?»

Мёллентин? Кое-кому казалось, что он слышал такую фамилию. Но нет, знать они такого не знали…

«Видите ли, деревня, о которой он рассказывал, — говорил офицер, — действительно стояла на берегу озера». При этом он называл и луга, и ручей, и все, что ему когда-то описывали. Но, должно быть, в этом краю существовало много деревень, где росли обрезанные ивы и где были и луга и озеро, окаймленное камышовыми зарослями.

Позднее Новиков перестал спрашивать.

И вот теперь он ехал по этим местам на машине… Близился вечер, и было очень тепло. Дорога выскочила из леса и стала спускаться вниз. Справа посреди обработанных полей стоял огромный старый дуб.

Комендант вспоминал о том, что ему надо уладить еще одно дело, и так он его слишком часто откладывал. Да, пожалуй, это было ошибкой — назначить такого старика бургомистром! Пора его сменить. Но в ту же минуту комендант подумал и о мальчике, жившем вместе с этим стариком.

В конце концов, он все же решил заехать сначала в другую деревню. Пожалуй, лучше будет провести это без мальчонки, а значит, в Пельцкулен надо ехать позднее, решил он.

Новиков назвал место, куда надо заехать прежде всего, солдату, сидевшему за рулем.

Машина свернула с шоссе на песчаную дорогу, которая, обогнув холм, пересекала поле.

Когда впереди показались черные крыши домов, Новиков приказал остановиться. Он вылез из машины и потянулся. Глядя на усыпанное звездами небо, он слышал вдали монотонный гул молотилки. «Странно, — подумал он, — почему ты в этой деревне ни разу днем не бывал?»

Сказав водителю, чтобы он ждал его под двумя придорожными соснами, Новиков зашагал к домам.

На току, где шла молотьба, он спросил Комарека.

Немного позднее он уже стучал в окно бургомистерской. И сразу же услышал, как внутри кто-то поспешно вскочил. Зажегся свет.

Неожиданно в дверном проеме показался мальчонка.

— Salud, — сказал Новиков.

— Salud, — ответил Генрих.

Увидев, что Генрих один, офицер вошел в бургомистерскую, снял портупею и положил на стол. Потом достал из кармана пять яблок, спички и пачку сигарет — все это он тоже положил на стол. Затем сел.

Сейчас он изобразил дело так, как будто случайно заехал в Гросс-Пельцкулен, и пригласил Генриха отведать яблок. Разговор не клеился. Мальчонка отвечал односложно.

— А мы ходим иногда купаться.