Пуговицы

Шел четвертый урок – физика. Действующее значение силы тока. На улице обозначилось просветление. Дождь на время прекратился. На дорожках появились люди: гуляющие с колясками мамочки, пенсионеры с палками для скандинавской ходьбы, женщины с продуктовыми сумками. За забором, схватившись за прутья, который час подряд стоял человек в прозрачном дождевике и смотрел на школу. Мне не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, что с ним происходит. После мамы Женечка больше всего на свете любил школу. Ему тяжело давались эмоции, но он определенно страдал. Я понимала Женечку, как никто другой. И пусть мои чувства были притуплены не с рождения, я точно так же, как и он, отчетливо ощущала необъяснимое и неизбежное наступление хаоса. Человечки в тетради, которых я всегда рисовала на полях во время урока, яростно бились о толстую кирпичную стену, отступая перед разрастающейся тьмой. Тихим вибрирующим кряком пришло сообщение. Я открыла и не поверила своим глазам: «Ты мне сегодня приснилась». Перечитала эту фразу раз двадцать и огляделась. Сообщение было от Томаша, но, может, кто-то взял его телефон и решил прикольнуться? Томаш сидел очень ровно, и лишь едва заметно склоненная голова выдавала, что все-таки он держит телефон.

«Просто какой-то очень добрый сон был. Светлый. И ты в нем добрая, поэтому написал».

– Томаш, повтори, что я сейчас сказала! – Физичка стояла неподалеку от его места, и ей, в отличие от меня, было прекрасно видно, чем он занимается.

– Как и при механических колебаниях, в случае электрических колебаний нас не интересуют значения силы тока, напряжения и других величин в каждый момент времени, – четко, слово в слово произнес Томаш с места.

– Хорошо. Но телефон все равно, пожалуйста, убери. – Физичка одобрительно похлопала его по плечу.

Обычно ему никогда не делали замечаний. Но после того как она отвернулась, он все равно прислал еще одно сообщение: «Извини за вчерашнее. Я не хотел, чтобы вышло грубо». Остальные пол-урока я размышляла над тем, как ему ответить. Но, ничего не придумав, решила не отвечать вообще. Писать Томаш перестал, однако неожиданного намерения выяснить со мной отношения не оставил и, после того как я, постояв немного с Бэзилом и Филом под дождем за гаражами, отправилась домой, нагнал, не доходя до деревянного забора строящегося дома. Надо мной навис его зонт, и я обернулась.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты меня пригласила к себе, – нагло заявил он в стиле моих вчерашних провокаций.

– С какой это стати мне тебя приглашать?

Он шел сзади по настилу и держал зонт надо мной. На секунду остановился возле ямы, заглянул в нее, но тут же снова поравнялся со мной.

– Могли бы и на улице поговорить, но здесь холодно и дождь.

– О чем поговорить?

– Я знаю, что ты меня в чем-то подозреваешь, но я ничего плохого не сделал.

– И почему я должна тебе верить?

– А вот об этом я и хотел поговорить в нормальной обстановке.

– У меня дома ненормальная обстановка.

Мы дошли до моего подъезда. Притормозив, я поняла, что если прогоню его, то потом просто умру от любопытства. Открыла металлическую дверь.

– Ладно. Давай внутри поговорим.

Мы поднялись на один этаж. С его волос, плеч, зонта текло, с меня тоже. Мы остановились друг напротив друга. Я оперлась спиной о перила. Около минуты Томаш ничего не говорил, молча разглядывая меня. Его обычно тяжелый взгляд был спокойным и ласковым. В прошлый раз, когда я с искренним простодушием решила, что нравлюсь ему, он смотрел так же. Мне потребовалась изрядная доля мужества, чтобы собраться и не растаять.

– Давай по делу. Если я немедленно не переоденусь, точно заболею.

– Не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо. – Обозначая открытость, он ласково улыбнулся.

Еще одна провокация, будто нарочно мстил за мои издевки в автобусе.

– А тебе не все равно?

– Как выяснилось, нет! – Он вытер с моей щеки капли, и у меня по спине пробежали мурашки.

Это было уже слишком. Я поднялась на одну ступеньку вверх.

– Тебе что-то от меня нужно?

– Хотел поговорить. Мне приснился сон…

– Это я уже слышала, – перебила его я, чувствуя, как сильно колотится сердце. – Можно конкретнее?

– Мне приснился сон, и я решил, что должен извиниться.

Он снял с меня капюшон и провел рукой по волосам, приглаживая их.

– Тебе так лучше.

Слова застряли в горле. Дурацкий Томаш. Зачем он это делает? От беспомощности я готова была расплакаться. Вся прежняя злость и обида улетучились в один момент. На ум не приходило ни одной злой шутки, а сил дать ему отпор не находилось. Мозгами я понимала, что это разводка, но желание откликнуться на его тепло оказалось еще сильнее.

– Что-то не так? – Он перестал улыбаться и с таким участием заглянул в глаза, что я тут же бросилась вверх по лестнице.