Пуговицы

– Я к Елене Владимировне, – я показала подготовленную заранее папку, – Тамара Андреевна просила передать.

– Какой еще Елене Владимировне? – удивился охранник. – Какой класс?

– Тамара Андреевна просто велела отнести Елене Владимировне.

– А фамилия?

– Без понятия. Могу здесь оставить, – я положила бумаги на стол, – а вы ей передадите.

Охранник со страхом уставился на папку:

– Может, Елене Викторовне?

– Может, и Викторовне. Помню, что-то на «В».

Он снял трубку внутреннего телефона и набрал номер. В том, что он позвонит и скажет обо мне, я не сомневалась, как и в том, что училка, как бы ее ни звали, услышав имя Тамары, согласится, чтобы я к ней поднялась. А там… там по обстоятельствам.

Можно было подождать Дашу возле школы, но в каком она классе, я не знала, а караулить у входа три часа под дождем желания не возникло.

– Шестой «Д», – сказал охранник, – второй этаж, с правой стороны, почти в самом конце.

В ту же секунду прозвенел звонок на перемену, и, только я прошла через турникет, как послышался нарастающий гул. Не такой мощный и низкий, как в нашем корпусе, а яростный и звонкий, словно рассыпавшиеся и раскатившиеся по полу в пустой комнате камушки. По моим прикидкам, Даша должна была учиться классе в пятом. Я поднялась на второй этаж. Мчавшийся с выпученными глазами пацан чуть не сбил меня с ног. За ним гнались две девчонки, влетев в мужской туалет, мальчишка быстро захлопнул дверь, и девчонки с громким возгласом разочарования остановились.

– Привет, – я подошла к ним. – Знаете Дашу Томаш?

Девочки удивленно переглянулись.

– С ней что-то случилось? – спросила одна.

– Просто хочу поговорить. Это насчет ее брата.

– Она в четвертом «Б», но, кажется, болеет. Мы с ней сценку на Новый год вместе репетируем. А сейчас ее нет, и Светлана Сергеевна ищет ей замену.

– А где она живет, кто-нибудь знает?

Подружки замотали головами. Преследуемый ими пацан, крадучись по стеночке, выбрался из туалета, и они, тут же позабыв про меня, бросились за ним. Я отправилась искать четвертый «Б».

– Здравствуйте! – Я подошла к двум учительницам, разговаривающим в коридоре. – Я по поручению Тамары Андреевны, ищу Дашу Томаш. Мы хотели связаться с ее братом, но не можем дозвониться.

– Даша болеет, – сказала одна из женщин, – ее мама звонила мне во вторник. У них грипп, и вся семья вповалку. Передай Тамаре Андреевне, что волноваться не стоит.

Вероятно, так оно и было. Обычный сезонный вирус, тем более в такую погоду. Я и сама никак не могла выздороветь. Озноб, сопли, температура, сырость, туман, лужи, жалкие промокшие люди – и никакого просвета ни на небе, ни в мыслях, ни в чувствах.

Через несколько дней наступил ноябрь. С Лизой мы так и не помирились. К Кощею снова приходил врач и рекомендовал ему лечь в больницу на обследование. Кощей сопротивлялся и ворчал, гоняя меня то в аптеку, то в поликлинику. Отнести его анализы, а точнее банку с мочой, нужно было успеть до школы. На первом уроке писали сочинение, и русичка тысячу раз предупредила меня, чтобы я не вздумала пропускать.

Я неслась по темным утренним улицам как угорелая. Позавтракать не успела. Глотнула холодной воды из чайника, и она, отзываясь колющими спазмами, булькала в желудке. О том, чтобы согреться, речи не шло. Мне уже казалось, что чувствовать себя ужасно – совершенно нормальное состояние. Точно так же, как ходить в вечно влажных ботинках. Влетев в поликлинику, я понеслась на второй этаж, где принимали анализы. Несколько человек закричали мне в спину, что нужно раздеться и надеть бахилы, но мне было не до того. Поставила пластиковую банку с мочой на стол, сунула под нее направление и рванула мыть руки. В туалете пахло моющим средством, в кабинках уборщица домывала полы. Включив воду, я намылила руки и мельком взглянула на нее в зеркало. По виду русская, чуть больше сорока, блеклые русые волосы собраны в хвост, под глазами мешки. Неодобрительно покосившись на мои ноги, она громко стянула резиновые перчатки и, подхватив швабру, ушла. Где-то я ее уже видела. И не в халате и перчатках, а в каком-то более приличном виде, да еще накрашенную, с распущенными волосами. Всю дорогу до школы ее лицо то и дело всплывало у меня перед глазами, а потом, когда за пять минут до звонка я влетела в школьную раздевалку, меня вдруг осенило: это же мама Томаша! Странно, что она уборщица. Томаш всегда выглядел так, будто в деньгах не нуждался. Полдня я не могла перестать думать об этом, а потом решила, что стоит с ней поговорить и выяснить, как ее сын себя чувствует.

На следующий день в то же время я снова пошла в поликлинику. Разделась в гардеробе и даже надела бахилы. Побродила по этажам и зашла во все туалеты, подождала в коридорах, но уборщицы нигде не нашла. Бестолково проболтавшись так минут тридцать, я спустилась в гардероб и уже достала номерок, чтобы получить свою куртку, когда услышала голоса. Кроме гардеробщицы там находились еще две женщины. Одна плакала, а вторая ее утешала.