— Вот тебе пожалуйста — замкнутый круг. Помнишь, весной, когда твоя Яга умерла, и ты запретила своей матери на похороны приезжать? Я спросила почему, а ты сказала: «С глаз долой — из сердца вон».
Я пожала плечами.
— Ну, это я просто пошутила, чтобы не портить никому настроение рассказами о том, как я её ненавижу.
— Сейчас тоже самое. Зачем тебе видеть Надю? Быстрее забудется.
— Тогда я не знаю, что делать.
— Вот, потому гадалка и сказала, что ты в клетке.
— Я ещё помню про дурные последствия прошлого и что стоит бояться будущего.
— Всё, хватит, — оборвала Лиза. — Мы же договорились не верить, а то я тоже начну думать, что из-за тебя меня ждёт смертельная опасность. Извини, зря я тебя на это подбила. Просто всегда хочется услышать, что когда-нибудь всё станет хорошо.
Проходя возле продуктового магазина мимо нищего старикана с хозяйственной сумкой для подачек, Лиза выкинула в неё две наши пуговицы.
— Ты зачем это сделала? — удивилась я.
— Моя бабка, та, которая армянка, говорила, что чужие пуговицы носить нельзя. И на дороге или с пола подбирать тоже. Они могут забрать твою душу или свести с ума.
Глава 2
Хаос начинается с мелочей. С одной малюсенькой дырки на носке, со смятого фантика на полу, с пожелтевшего высохшего огрызка среди бумаг, с промокших ботинок или отрывающейся пуговицы. Хаос похож на вирус. Очень заразный и живучий, он может поселиться, где угодно, забраться в твой мозг, в сердце или даже в душу. Зацепившись крохотным микробом за твою жизнь, он приживается и распространяется повсюду, куда сможет проникнуть.
Поддерживать порядок непросто, но ещё сложнее избавиться от этого всепоглощающего хаоса.
Труп нашли во время третьего урока. У нас как раз шла физра и я, пробегая мимо окна, первая заметила странное скопление людей в палисаднике соседней многоэтажки, где и собачники-то не часто гуляли, а уж тем более в такую мерзкую погоду.
Дождь лил две недели, не переставая, и всё вокруг: и дома, и деревья, и люди пропитались его влажным, промозглым холодом. Везде что-то текло, капало, шумело в водостоках, долбило по подоконникам, шелестело и разбрызгивалось под колёсами машин. Октябрьская сырость пробирала до костей.
— Что там? — не поднимаясь со скамейки освобождённых, Лиза подёргала меня за подол футболки.
— Кажется, что-то случилось, — я продолжала вглядываться в непонятное сборище. Тёмные нахохлившиеся фигуры. Человек десять, и среди них несколько полицейских.
То, что на земле перед ними что-то лежит, угадывалось смутно, совсем неясно, расплывчато из-за непрерывно текущей воды. Скорее можно было строить догадки, однако особым разнообразием они не отличались.
За моей спиной возник Фил и, дурачась, придавил меня к подоконнику. Я отпихнула его плечом.
— Погоди, кажется, дело серьёзное.
От моего дыхания стекло запотело, и Фил протёр его голым локтем.
Два человека в полицейской форме растягивали между деревьев красные заградительные ленты.
— Пойдём посмотрим? — предложила я.
— Чё такое? — к нам подскочил красный, разгоряченный Бэзил, шутливо оттолкнул обеими руками Фила, глянул в окно и присвистнул.
— Микки предлагает сходить, — Фил кивнул в сторону сборища.
Новый физрук, тридцатилетний подкаченный мужик с острой рыжей бородой, проводил уроки в совершенно расслабленном режиме, и дверь зала всегда оставалась нараспашку. Выйти в туалет, попить — как нечего делать.
Так что мы вчетвером: я, Лиза и Фил с Бэзилом, пока весь класс увлечённо играл в волейбол, спокойно вышли из зала и сразу рванули на первый этаж.
Забрали в раздевалке куртки и, перескочив через турникеты на проходной, беспрепятственно оказались на улице. К одиннадцатому классу мы уже не опасались наказаний ни за самоволки, ни за прогулы, ни за курение. Нас, наконец, оставили в покое. Лишь бы нормально сдали ЕГЭ. Всё остальное отошло на второй план.
— Как вы думаете, что там? — я ухватила Бэзила за рукав куртки.
С капюшоном на голове и в футбольных трусах он выглядел очень забавно.
— Наверное, кто-то с крыши навернулся, — предположил Бэзил.
— Или муж жену с балкона выбросил, — выдал свою версию Фил.
— Главное, чтобы не ребёнок, — сказала Лиза. — У матери на работе у одной женщины год назад так трёхлетний сын из окна вывалился. Если ребенок, я даже близко не подойду.
Шлёпая по лужам, мы пробежали по асфальтовой дорожке и обогнули школу вдоль забора.
Среди деревьев палисадника октябрьское уныние ощущалось особенно сильно. Черные мокрые стволы, черная земля, сморщенные жёлто-коричневые листья на ней. Сырой холод просочился под куртку и, забравшись под штанины, пополз по голым ногам. Дождь моросил мелкий, но сплошняком. Выбившиеся из-под капюшона пряди волос быстро намокли.
Под окнами высотки собралось уже не меньше двадцати человек: кучка полицейских и чуть поодаль — зеваки. На подъездной аллее стояли две полицейские машины.
Бэзил подошёл к двум мужчинам в синих спецовках работников ЖКУ.
— Что там?
— Да, трупешник, — охотно откликнулся тот, что помоложе. — В канализационном люке.