Кроу покончил с едой и занялся изучением моей внешности. Он осмотрел каждую черточку моего лица, восторгаясь как синяками со шрамами, так и нетронутыми частями. Даже сейчас, когда мой вид был не ахти, он продолжал смотреть, полагая, что там есть на что смотреть.
– Что думаешь?
Я испугалась собственным мыслям. Но если они так напугали меня, то его напугают и подавно. Некогда я ненавидела этого человека, но теперь я ощущала нечто большее. Но высказать это?
– О тебе думаю.
– Конкретнее.
– Конкретнее. Думаю о том, как ты лежишь в постели между моих ног.
Глаза Кроу одобрительно сверкнули:
– Как только закончишь свой ужин, я превращу твои мысли в реальность.
– Уже закончила. А ты?
Он усмехнулся:
– Не терпится, а?
– А то! Такого секса, как с тобой, у меня никогда не было!
Однако вместо благосклонности Кроу внезапно рассердился:
– Секс у тебя был только со мной! У тебя никого не было до меня. И после не будет.
Он сжал челюсти, пораженный моей наглостью напомнить ему о других мужчинах, что ложились со мной в постель.
Его замашки собственника, вместо того чтобы напугать, лишь завели меня:
– Мне действительно нравится то, что ты со мной делаешь, и я хочу большего. Я хочу, чтобы ты дал все, на что способен. Раньше я презирала тебя. Но твой член перевернул во мне все представления о действительности.
Кроу перестал щелкать зубами; вены на его шее постепенно опали.
Я склонилась над столом, опершись локтями на его поверхность:
– Трахни меня. Прямо сейчас.
Кроу испустил глубокий вздох, ноздри его затрепетали в ответ. Взгляд его оставался всегда одинаков – и в гневе, и в похоти. Чтобы сохранить твердость, он ухватился за край стола. Мои слова пробудили в нем маньяка.
– Так чего же ты ждешь? – спросила я.
– Перестань. Играть. Со. Мной.
А мне нравилось играть с ним: доводить до белого каления, а потом заставлять его отступить. Когда он становился слабым, он оставался таким же сексуальным, как и когда был сильным. А то, что я могла манипулировать им одними лишь словами, позволяло мне почувствовать свою власть.
Почувствовать себя королевой.
– Но я не хочу причинять тебе боль.
– Все будет хорошо.
Когда наши тела двигались в едином ритме, я совсем не чувствовала боли. Его член так сладко умещался во мне, что я забывала обо всем на свете.
Я отодвинула тарелку и подалась вперед, чтобы продемонстрировать ему ложбинку между грудей.
Кроу немедленно отреагировал: его зрачки заволоклись грозовыми облаками. Он был готов разразиться настоящей бурей, и где-то в глубине уже был виден отблеск молний.
– Ты сделаешь то, что я скажу.
Его глаза сузились одновременно от гнева и от возбуждения. Это был единственный мужчина из тех, что я знала, которому нравилось подчиняться. Он отвечал на мое покровительственное поведение, ему нравилось, когда им командовали, – именно потому, что он поступал со мной точно так же.
– И немедленно.
Как же мне нравилось трахаться с ним на предельной скорости. Я тянула до критической отметки, а потом зажигала его – преисполненного яростью и желанием. И он трахал меня так, словно ненавидел.
– Пуговица, не играй с огнем.
– Я и есть огонь.
Эти слова заставили его вскочить со стула. Кроу ринулся вокруг стола, схватил меня за запястье – единственное место на моем теле, где не было ран. Он рывком поднял меня со стула и подхватил на руки.
Затем он отнес меня в нашу комнату, недоступное для посторонних помещение. В камине уже пылал огонь – Ларс каждый вечер исправно исполнял свои обязанности. Кровать была застелена свежим бельем, которое вскоре должно превратиться в лохмотья.
Кроу с быстротой молнии отбросил прочь белье, причем его глаза сверкали, словно у фурии.
– На постель! Задом кверху.
Я выигрывала – и это мне нравилось.
Я поползла на четвереньках, приготовившись к тому, что он станет позади меня.
Кроу сорвал с меня одежду и стянул трусы до коленей. Затем он расположился позади меня, и его член потерся о мой клитор. Кроу склонился надо мной и стал целовать меня сзади в шею, причем кожу он прихватывал точно так же, как это делал раньше. После его язык перекочевал к моему уху.
– Я жду твоих приказаний…
В тот момент, когда он поддался мне, я намокла. Когда он стал мною командовать, я была хоть выжимай, но властность в его голосе завела меня еще больше. Мне было приятно находиться под контролем, приятно, когда кто-нибудь обладал властью над моей судьбой. Я так долго была лишена своей воли и не имела возможности проявлять свои способности, что, когда властный мужчина натягивал вожжи, пусть даже на несколько мгновений, у меня по спине бежали мурашки.
– Трахни меня.
– Да, Пуговица, – выдохнул он мне в ухо. По его тяжелому дыханию было видно, как сильно он возбужден.
Я выгнула спину и сразу же издала стон, хотя Кроу даже не успел в меня войти. Власть возбуждала, это было подобно наркотику. И я понимала, отчего Кроу так сильно тянулся к ней. Я понимала, отчего он так заводится, когда приказывает мне раздвинуть ноги и согнуться.