Пуговицы (СИ)

Вот только на следующий день поднялась странная волна. К директрисе пришли родители Петренко и стали требовать исключить меня из школы. Не знаю, кто и что им наговорил, но тут же подключился родительский комитет и обиженные учителя.

Вспомнили все мои прошлые прегрешения: ссоры с одноклассниками, которых на самом деле было не так уж и много, сорванные уроки, прогулы и хамство.

За несколько дней из меня сделали трудного, агрессивного подростка со склонностью к кражам и асоциальному поведению. Конечно же, «простым» подростком я никогда не была, но большая часть из того, в чём они меня обвиняли, была полнейшей выдумкой и преувеличением.

В итоге, Тамара Андреевна, вызвав меня к себе, очень нервничая и пряча глаза, осторожно предложила мне сменить школу.

Если бы я действительно совершила плохой поступок, то, скорей всего, стала бы качать права и ругаться. Но тут просто обалдела. Спокойно выслушала её и ушла домой, где немедленно выложила всё Яге. Не в поисках какого-либо сочувствия (Яга меня никогда особо не жалела), а потому что Тамара Андреевна всегда немного её побаивалась, скрывая это под маской благоговейного уважения. В своё время, когда они вместе работали в старой школе, Яга сама была директрисой. Жёсткой, стервозной и принципиальной. Впрочем, такой же, как и дома.

Услышав мою историю, она так взбудоражилась, что тут же отправилась в школу, а вернулась ещё в большем бешенстве и, ничего не объясняя, весь вечер орала на нас с Кощеем за всё подряд. И на все мои вопросы ответила лишь одной фразой: «Ты остаёшься в школе. Это не обсуждается. Ни одна ведьма тебя больше не тронет».

И в самом деле вспыхнувшая на ровном месте буча вскоре также быстро улеглась, а через месяц никто и не помнил, что такое было. Кроме Яги, конечно. Ведь к огромному списку её благотворительности в отношении меня добавилось ещё одно благодеяние, о котором она, не унимаясь, твердила с утра до вечера.

Глава 8

Утром у ворот школы в шуршащем дождевике меня поджидал взволнованный Женечка.

Поманил издалека рукой, а когда я подошла, на одном дыхании выложил:

— Я всё узнал. Мама наругалась на Надю из-за того, что она не оправдала её доверие.

— А как не оправдала?

— Разве это важно?

— Конечно, важно! — тут же вспомнилась Яга. — Можно забыть купить хлеба или переварить макароны. Это тоже типа не оправдать доверия, но мелко. А можно накосячить по-крупному. Обмануть или подставить.

— Не знаю, — Женечка серьёзно покачал головой. — Любое доверие дорого стоит. Завоевать доверие сложно, а потерять легко. Так мама говорит.

— Идём, я опаздываю, — я прошла через калитку на школьный двор и обернулась.

Женечка остался за забором.

— Мне туда нельзя.

— Можно.

— Мне запретили.

— Ты же со мной.

— Мама с меня обещание взяла. Я не могу. Иначе обману её доверие…

До звонка оставалось две минуты. Но я вернулась к нему.

— Ну, а что-то ещё твоя мама говорила про Надю?

— Сказала только, что покрывала и защищала Надежду Эдуардовну до последнего…

— От кого защищала, ты выяснил?

— Нет. Она расплакалась. И я тоже. Не могу видеть, как она плачет. И спрашивать не буду про это больше. И говорить.

— А если я спрошу?

— Нет! Не вздумай! — его выкрик в утренней тишине прозвучал слишком громко. — Она сейчас и так постоянно плачет.

Шёл четвертый урок. Физика. Действующее значение силы тока.

На улице обозначилось просветление. Дождь на время прекратился. На дорожках появились люди. Гуляющие с колясками мамочки, пенсионеры с палками для скандинавской ходьбы, женщины с продуктовыми сумками.

За забором, схватившись за прутья, который час подряд стоял человек в прозрачном дождевике и смотрел на школу. Мне не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, что с ним происходит. После мамы Женечка больше всего на свете любил школу.

Ему тяжело давались эмоции, но он определённо страдал. Здесь я понимала Женечку, как никто другой. И пусть мои чувства были притуплены не с рождения, я точно также, как и он, отчётливо ощущала необъяснимое и неизбежное наступление хаоса.

Человечки в тетради, которых я всегда рисовала на полях во время урока, яростно бились в толстую кирпичную стену, отступая перед разрастающейся тьмой.

Тихим вибрирующим кряком пришло сообщение. Я открыла и не поверила своим глазам.

«Ты мне сегодня приснилась».

Перечитала эту фразу раз двадцать и огляделась. Сообщение было от Томаша, но, может, кто-то взял его телефон и решил прикольнуться?

Сам Томаш сидел очень ровно, и лишь едва заметно склонённая голова выдавала, что всё-таки он держит телефон.

«Просто какой-то очень добрый сон был. Светлый. И ты в нём добрая. Поэтому написал».

— Томаш, повтори, что я сейчас сказала, — физичка стояла неподалёку от его места и ей, в отличие от меня, было прекрасно видно, чем он занимается.

— Как и при механических колебаниях, в случае электрических колебаний нас не интересуют значения силы тока, напряжения и других величин в каждый момент времени, — чётко, слово в слово произнёс Томаш с места.

— Хорошо. Но телефон всё равно, пожалуйста, убери, — физичка одобрительно похлопала его по плечу.