— Вот именно. Она психичка. Антон тоже самое говорил. Что Надя закатывала ему истерики, запугивала и угрожала. Она следила за ним, сидела под окнами, названивала по телефону и молчала, поджидала его в подъезде и обещала убить всех, с кем его увидит.
— Но я же не Антон.
— Ну, может, она в тебя влюбилась? — Бэзил расхохотался. — Чего такого-то? Целоваться не лезла?
— Нет.
Я несколько секунд обдумывала эту версию. Никакой Надиной любви я не замечала. Скорее, наоборот. Моё присутствие её раздражало.
— А помнишь, она хотела меня из школы выгнать? Из-за Риткиных часов? Но моя бабка наехала на неё, и она притухла.
— Твоя бабка вообще была ужас. Как ты с ней жила? Антон рассказывал, что её вся школа боялась.
— А что ещё он про неё рассказывал?
— Да я особо не спрашивал. Знаю только, что, когда завелась вся эта тема с Надей, Яга была на его стороне и долго не верила в обвинения. Но как улики появились, сдала назад.
— Какие улики?
— Да ну… Липовые улики. Пуговицы от его рубашки. Их якобы нашли в классе, ну, там, где он на неё типа напал. Но, на самом деле, у него эту рубашку в раздевалке на физре спёрли. Причём уже после того, как Надя заяву накатала.
— Представляю, как Антон её ненавидел.
— Она знаешь, что ему ещё сказала? Что если он на ней женится, то она заберёт заявление. Но бабушка наша намертво стояла против этого. Сказала, что с такой, как Надя, — это всё равно, что пожизненное.
— Если она его так любила, что рвалась замуж, то почему потом, когда он вышел, не объявилась? От стыда или от страха?
— Моя мама считает, что им просто квартира нужна была и Москва.
— Кому им?
— Наде с матерью.
— Так у неё же была вроде квартира?
— Это не её квартира. А Тамары.
— Что?
— Директриса им с матерью сдавала и тогда, и после.
— Вот это неожиданно.
— Ага.
— А почему так?
— Да не знаю я. Просто сдавала и всё. Кому-то же надо сдавать.
Привезли пиццу. Опять две коробки. Мы взяли их в комнату и ели также, на полу, положив между нами. Бэзил включил на телефоне какой-то гнусавый русский рэп, и мы просто долго слушали его, ни о чём не разговаривая.
Молчать с Бэзилом было хорошо и спокойно, не то что с Томашем. С тем, каждая секунда тишины будоражила тысячью смыслов и значений, тогда как Бэзил был хоть и не прост, но для меня всегда понятен. И это успокаивало.
Он отыскал на нижней полке стола этажерки мою косметичку, долго рылся в ней, потом вытащил пузырёк с лаком для ногтей тёмно-вишнёвого цвета.
— Дай руку, — попросил он.
— Зачем?
— Хочу попробовать, — отвинтив крышечку, он с интересом наблюдал, как струйка лака стекает с кисточки в пузырёк.
— На себе попробуй.
— А как потом смыть?
Я показала ему бутылочку с жидкостью для снятия лака. Удовлетворённо кивнув, Бэзил поставил пузырёк рядом с собой и с сосредоточенным видом принялся намазывать большой палец левой руки. Закончив, подул на него и, растопырив пальцы, поднес к моему лицу.
— Зачётно, — одобрила я. — Давай другие.
Минут десять, положив руку на согнутую коленку, с тем же усердием он красил остальные пальцы.
— Что это у тебя? — кожа на его ладони между большим пальцем и указательным была какая-то неестественно гладкая и блестящая.
— Супом обварился. Летом на даче.
— Я думала, прижигался.
— За идиота меня держишь?
— Ради понтов ты можешь.
— Не. Себя я люблю, но кого-нибудь ради понтов прижечь могу, — он рассмеялся и продемонстрировал мне густые вишнёвые пятна-капли на ногтях, словно он их не красил, а просто залил лаком. — Ну, как?
— Плохо.
Я взяла его руку, стёрла всю эту красоту и быстро накрасила заново.
— Теперь хорошо. Только подожди, пока высохнет.
Со смешной манерностью Бэзил замахал пятерней.
— Помнишь, ты рассказывала, что твой дед работает в сыскном агентстве или типа того?
— Ну, да. Только он ничего не расследует и никакие преступления не раскрывает, если ты об этом. Просто целыми днями висит на телефоне или в интернете. Собирает информацию по всякой фигне. Скукота смертная.
— А ты не думала о том, чтобы этим воспользоваться?
— Чем?
— Вот этой всей информацией.
— Я тебя не очень понимаю. Как мне ей воспользоваться?
— Превратить секретные сведения в деньги, — Бэзил перестал махать рукой и многозначительно посмотрел.
— Шантажировать кого-то? — неуверенно предположила я.
— Не совсем, — он придвинулся ближе. — Кто, по-твоему, обращается в такие агентства?
— Жёны, чтобы уличать своих мужей в измене. Ну, или наоборот.
— Это само собой. А ещё компании, подозревающие своих сотрудников в мошенничестве, или родители, которые думают, что их дети связались с дурной компанией. А некоторые спецом просят на человека компромат нарыть, чтобы потом его подставить или слить. Понимаешь?
— Пока не особо.
— Типа если бы я заранее знал, что ты планируешь записать перепихон Нади с Томашем, то мог бы предупредить их, и они бы не попались на Лизин шантаж.
— Я ничего не планировала! Всё не так.
— Погоди. Я не о том… Плевать, как на самом деле. Суть в том, что у тебя в свободном доступе есть инфа о том, кто против кого и что замышляет. Можно было бы просто предотвращать какие-то подставы и получать за это деньги.