Пуговка

Солнце уже садилось. Закат был необычайно красив! Небо густое, бордово-розового цвета, казалось, опустилось к самой земле. Холодный ветер разносил неприятный запах пороха, дыма, грязи и страха. Мелкий дождь, будто слёзы, развеянные по ветру, едва ложился на кожу и сразу высыхал. Громко лаяли собаки. Она уже видела площадь. Ноги почти не слушались. Она шла из последних сил, впиваясь ногтями в ладони, сжимая зубы так, что хрустело в висках, не чувствуя ничего кроме страха.

Колонны, медленно тянувшейся к площади, уже не было. На вытоптанной тропе лежали тела тех, кто пытался бороться за жизнь, не желая идти в этот загон на городской площади. Теперь там стояли большие грузовые машины и, уже изрядно поредевшая, толпа усмиренных женщин и детей. Они больше не кричали и не плакали. Теперь они тихо и терпеливо ждали уготовленной для них участи. По одному они подходили к немецкому солдату, тот быстро осматривал подошедшего, что-то громко выкрикивал, затем записывал в блокнот, и человека вели в грузовик. Издалека она заметила, что ров был полный, казнь уже закончилась. Забитые до отказу, грузовые машины одна за другой выезжали с площади. В нескольких метрах на земле она вдруг увидела свою лопату. Испустив большой тяжёлый выдох, рванула к ней. Налету, вытянув руку, она упала на колени, больно прищемив пальцы черенком лопаты. Вцепившись в неё как в спасение, ещё несколько секунд тяжело дыша, она простояла на четвереньках. Затем, дрожащими руками, тяжело опираясь на неё всем телом, поднялась. Едва встав на ноги, она вдруг заметила женщину. Ту самую женщину, чье имя не знала, но помнила её молящее лицо. Женщину, чьи слова до сих пор звенели в её голове. Женщину, которая доверила ей самое дорогое в своей жизни… И если бы не кровь на животе, она казалась бы просто спящей. В её крепко сжатом кулаке едва заметно торчала маленькая звезда Давида, ту, что она с силой сорвала с дочери.

Она сделала шаг назад. Ноги, не выдержав тяжести собственного тела, подкосились. Выронив лопату, она снова упала на колени. Конечно, она не ждала, что с этой несчастной женщиной всё будет хорошо, и вскоре она вернётся и заберёт малышку как обещала. Но, приютив ребёнка, она никак не ожидала вот так найти здесь на площади тело её матери. Она помнила, что эта женщина обнимала ещё двоих детей, и, приподняв голову, в ужасе посмотрела по сторонам. Детей рядом не было. «Как же Господь мог допустить такой ужас», – подумала она. И тут же перед глазами всплыл образ маленькой пятилетней девочки. Которая с такой надеждой ждёт мать. Которая не плакала ни разу, пока они бежали и прятались, которая боится темноты, но с несвойственным ребенку мужеством сидит там и ждёт.

Пригибаясь к земле, на четвереньках она подползла к бездыханному телу, тихо, будто самой себе, прошептала: «Твоя девочка будет жить! Я буду беречь её, пока сама жива! Спи спокойно…» Сказав это, она своей холодной дрожащей рукой аккуратно вытащила из крепко сжатого кулака звезду Давида. Заметив у неё на шее овальный медальон на длинной цепочке, она быстро посмотрела по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, сняла его с шеи женщины. Затем, резким движением сунула всё это в карман и отползла назад. Вдалеке громко хлопнула выхлопная труба грузового автомобиля, она вздрогнула и быстрым неосознанным движением прижала ладонью правый карман своей куртки. На площади лаяла целая стая злых собак, и доносились короткие грубые выкрики немецких солдат. Страх, который так долго поглощал каждую клетку её тела, подступил к горлу, голова закружилась, в глазах потемнело, она вдруг почувствовала сильное волнение, и холодные мурашки пробежали от живота наверх, её вырвало…

Глава 3