— Ну какие внуки, о чём ты говоришь? — перебила тётя и села на него верхом, взмахнув полами чёрного шёлкового халата, как крыльями. — У нас ещё будут дети, поверь мне. Я рожу тебе прекрасного сына… Взамен того, которого мы потеряли…
Она что-то делала руками, скрытыми от глаз Нади. Возможно, расстёгивала брюки. Или чего похуже… Вот теперь точно пора уходить! Надя сделала шаг, наступила на хрупкую веточку и в испуге замерла. Тихий треск мог услышать только человек с абсолютным слухом. Взгляд дяди сфокусировался: он смотрел прямо Наде в глаза. Она прикусила губу и медленно отступила в темноту, ругая себя за любопытство и надеясь, что дядя никому не расскажет, что гостья из Юшкино подсматривала за родственниками.
Новый завтрак мало отличался от предыдущего: те же яйца на серебряных подставочках, тот же смузи — только в этот раз не зелёного цвета, а бурого.
— Малина-шпинат, — пояснил Рафаэль. — Получше, чем кейл, попробуй.
— Для умного и ответственного человека польза превыше удовольствия, — менторским тоном отчеканила тётя.
Надя кивнула, боясь посмотреть ей в лицо и прочитать то, что дети не должны знать о взрослых. Эта информация никогда не интересовала Надю. Ей повезло: в старом юшкинском доме было достаточно комнат, чтобы дети и взрослые спали отдельно. Когда родители шумели ночью в спальне, Надя засовывала голову под подушку и думала о чём-нибудь своём. О школе, об уроках, о красивых дамах, которых она видела на обложках журналов, продававшихся на почте. Мысль о близости родителей вызывала у неё смятение, ей не хотелось об этом знать — может быть, любовь к отцу заставляла испытывать глупую детскую ревность. Мой папа, только мой! А когда после его смерти в доме повадился ночевать Маратик, Надя нашла лучший выход: надевала наушники и слушала музыку. Иногда так и засыпала под песни Лазарева или певицы Максим. И ревности не было — лишь отторжение и ненависть к толстопузому приставале.
А вчера она вновь превратилась в маленькую девочку, болезненно привязанную к отцу. Только это был не отец — а ей было не десять, а восемнадцать. Все эти чувства казались странными и неправильными. Ночью ей снился деревянный крестик: он был тёплым на ощупь, а кожа мужчины — горячей…
Она ждала, что в столовую вот-вот зайдёт дядя, но он так и не пришёл. Тётя обронила:
— Глеб Тимофеевич уже на работе. Просил передать, чтобы ты была готова к двенадцати часам дня.
— Ладно, — прошептала Надя.
— Кстати, ты не забыла выпить таблетку?
— Не забыла.
— Отлично. А ты, малыш, собирайся и езжай на учёбу. Даже не представляю, что будет, если ты снова завалишь сессию. Всё так сложно, так зыбко сейчас. Не подливай масла в огонь.
— Ой, мамуль, не драматизируй, — весело ответил Рафаэль. — Вместе мы справимся с любыми проблемами. Я обещаю!
Надя наделала кучу фотографий — сняла люстру, похожую на летающую тарелку с висюльками, бассейн со сверкающей голубой водой, кожаные диваны и шкуры зебр на полу. И рояль, рояль тоже сфотографировала! Пока никто не видел, погладила прохладные клавиши, нажала на одну. Цык-цык — сухой безжизненный звук. Волшебная музыка оживала только под пальцами дяди Глеба.
Отправила фотографии Любаше. Та откликнулась быстро: «Ничего себе! Это дом нашей тёти?», — «Да!», — «Вот что значит вовремя уехать из Юшкино в Москву!». Любаша оседлала любимого конька: оставайся в Москве, сделай что угодно, только не возвращайся в Юшкино… Но как это сделать? Если бы это было так просто, вся страна жила бы в Москве. Даже поступить в институт, о котором упоминал дядя, — не выход. Кто будет содержать её пять лет учёбы? Кто будет помогать маме и сестре? Нет, это невозможно.
Мимо прошла Нина с целым ворохом несвежей одежды в руках:
— Глеб Тимофеевич уже вернулся. Ждёт тебя на улице.
Надя подскочила. Пока болтала с Любашей, совсем забыла о времени. Увидела, что поверх платьев на руке Нины висит белая рубашка.
— Вы в химчистку?
— Да.
— А потом, когда вы заберёте эту одежду, можно я кое-что посмотрю? — Нина подняла брови, и Надя пояснила: — Я швея, мне интересно, как сшита эта рубашка.
— Не знаю, — с сомнением протянула домработница. — Надо у хозяйки спросить разрешения.
Надя кивнула и выбежала из дома. Не будет она ничего ни у кого спрашивать! Просто проберётся в гардеробную дяди, пока его нет дома, и рассмотрит эти замечательные итальянские рубашки ручной работы. Может, даже зарисует фасон и сфотографирует швы. Когда ещё выпадет шанс прикоснуться к совершенству?
Перед крыльцом стояла серебристая машина. Дядя вышел из неё и открыл перед Надей дверь.
Глава 15. Тайные желания
Глеб
Она стояла в саду за дверью, как маленькое привидение в длинной ночной рубашке. С распущенными по плечам волосами, с руками, прижатыми к груди. Слушала музыку. В широко открытых глазах блестели слёзы. Сначала он хотел сделать знак, что заметил её, и пригласить в дом, а потом передумал. Если сама не зашла — значит, в ночном саду ей комфортнее.