Именно Валентин однажды выступил на совещании офицеров и, несмотря на наши давние дружеские отношения, осудил мое «безответственное отношение к порученному делу». Дело было в том, что мне Иван Емельянович Огульчанский, начальник бюро переводов Краснодарского авиационного училища, поручил написать отзыв на журнал «Корея». В предновогодний номер этого журнала была вложена анкетка с вопросами, на которые редакция просила дать ответ. Я добросовестно прочитал журнал, хотя от скуки сводило скулы – в журнале не было ничего, кроме статей о детстве, юношестве и зрелых годах Ким Ир Сена – «великого вождя сорокамиллионного корейского народа». Эта фраза повторялась десятки раз и засела у меня в голове, как гвоздь. Мы были привычны к пропагандистской риторике о наших вождях, но это было слишком даже для меня. Я напечатал ответы на вопросы анкеты и подал их Огульчанскому для обсуждения на совещании. Он начал добросовестно зачитывать мой труд перед офицерами учебно-летного отдела. Вопрос: «Какие статьи в нашем журнале понравились Вам более всего?» Ответ: «Статьи о жизни великого вождя сорокамиллионного корейского народа товарища Ким Ир Сена». – «Какие фотографии Вам больше всего понравились в нашем журнале?» – «Фотографии великого вождя сорокамиллионного корейского народа товарища Ким Ир Сена». – «Какие статьи и фотографии Вы хотели бы увидеть в нашем журнале в наступающем году?» – «Статьи и фотографии о жизни и деятельности великого вождя сорокамиллионного корейского народа товарища Ким Ир Сена». Тут Огульчанский насторожился, но продолжал читать. «Что еще Вы посоветуете редакции предпринять в следующем году, чтобы улучшить наш журнал?» – «Сверните свой журнал в трубочку и забейте его себе в…». Совещание разразилось хохотом, но это не спасло меня от выговора. Не смеялся только Валентин. Чувство юмора у него было развито не так сильно, как у Вериного любимца – переводчика с испанского языка Альберта Патапова. Выпускник Института международных отношений, он вынужден был служить в армии именно из-за своего чувства юмора. Когда диктор программы «Время» сказал об одном из депутатов Верховного Совета, что он был избран единогласно и с воодушевлением, Альберт пробормотал (в присутствии своих коллег): «Сначала избиратели с удивлением узнали о его существовании, а затем с воодушевлением за него проголосовали».
Этого было достаточно, чтобы он не стал дипломатом. Зато шеф Валентина – Хосни Мубарак – был истинным ценителем хорошей, «английской» шутки. Это он рассказал Валентину тот анекдот об Анваре Садате… Кстати, об остроумии по-египетски. Египтяне необыкновенно остроумны, но на свой, особенный манер. Английский, «смысловой», юмор там ценится гораздо ниже каирского, в основном основанного на каламбурах. Каир по-арабски – Маср. И Египет тоже – Маср. Каир и Египет для араба понятия неразделимые. Каирцев (читай – египтян) арабы за их любовь к каламбурам называют «смеющиеся каирцы». Когда мы однажды прилетели на ремонт в Барановичи, лейтенант Тахир случайно узнал, как по-русски называется зуб. Радости его не было предела. Он почти ежедневно подходил ко мне с жалостной миной (в сопровождении нескольких друзей) и просил отпустить его на пару часов к доктору. «Надо удалить зуб», – говорил он, сопровождая эти слова жестом руки, как бы вырывающей и выкидывающей нечто ненужное. Друзья его покатывались со смеху… Через час он приходил ко мне и лицемерно заявлял, что счастлив, так как доктор «заштопал дырку в зубе» и можно его оставить на месте. Зуб по-арабски – мужской половой орган, и вариациям на эту тему не было конца. В Каире люди не обижаются на остроумное слово. Если у вас наметился округлый животик, проходящий мимо египтянин может запросто провести по нему рукой и спросить: «Аиз батыха валя андак?» (Хочешь арбуз или он у тебя уже есть?) Веселые люди… Представляю, если бы у нас позиции противника находились в 180 километрах от столицы… Было бы не до шуток…
Переводчик. Будапешт. Тёкёль
Abuent studia in mores (лат.).
Привычка – вторая натура.