Пулеметчик

“Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы. Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливыми и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах — преступно. В попечениях Моих о рабочих людях озабочусь, чтобы всё возможное к улучшению быта их было сделано, и чтобы обеспечить им впредь законные пути для выяснения назревших их нужд. Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их.”

— Понимаете? — говорили многознающие старшеклассники. — Он прощает тех, в кого приказал стрелять!

А потом Митька случайно увидел оставленное на столе Михал Дмитрича письмо из Петербурга, в котором краем глаза ухватил “убитых от ста пятидесяти до двухсот человек” и два часа боролся с собственной совестью — читать чужие письма нельзя, но там ведь про Кровавое воскресенье!

Совесть проиграла, Митька цапнул письмо и, стоя у окна и шевеля губами, прочитал скупой отчет о работе санитарных дружин. Профессор Боткин сообщал, что помимо убитых было от пятисот до восьмисот пострадавших, точно число определить невозможно, поскольку многие за помощью не обращались. Также было много утонувших — пытаясь спастись от стрельбы и казаков, люди прыгали в многочисленные питерские речки и каналы и не всем, особенно раненым, удалось выплыть. И что большинство пострадавших имели ранения незаточенным холодным оружием в голову и плечи, преимущественно сзади.

Письмо завершалось явно саркастическим пассажем о том, что приехавшее на готовенькое Российское общество Красного Креста удостоилось благодарности генерал-губернатора, но чем был вызван сарказм, Митька не понял.

Он стоял у стола, перечитывая письмо еще раз, чтобы покрепче запомнить и завтра рассказать в училище, когда тренькнул дверной звонок, хлопнула входная дверь и раздался голос Михал Дмитрича. Митяй положил бумагу так, как она лежала до него и выскочил в прихожую, где уже собрались все домочадцы.

Михал Дмитрич как раз целовал Наталью Семеновну, на что с умилением взирали Ираида и Аглая, новая горничная, поступившая взамен Марты. “Полный дом бабья” — нарочито грубо подумал Митька, вспоминая рукастого Ивана Федорова, с кем было так интересно летом. Иван не только многому научил Митяя, когда они ремонтировали сломанное смерчем и у себя, и у соседей, но и многое рассказал про работу на заводе и по всему выходило, что жизнь там ох какая нелегкая, почти как в подзабытой деревне, так что Митька оченно хорошо понимал отчего питерские рабочие решили идти с петицией к царю.

Жаль, нету Ивана, уехал. А когда Михал Дмитрич уходит, за мужика в доме только Митяй и его пытаются воспитывать сразу три женщины…

— Через полчаса все за стол, обед будет готов, — скомандовала Наталья Семеновна и Михал Дмитрич, освободившись от пальто и уличной обуви, отправился в кабинет, где сел названивать по телефону.

***

Собирались поначалу у Митьки, в часы, когда старших не было дома. Прислуги можно было не опасаться, поскольку все приходили из училища, с книжками и тетрадками и вроде как занимались.

— Вот, товарищи, — начал по-взрослому Виталька, тряхнув челкой и вынимая из портфеля газету “Русское слово”, - последние новости из Женевы.

- “Слово”? — презрительно скривил губу Петька Лятошинский, севший на низкую табуретку, иначе из-за роста он торчал над остальными на целую голову. — Ты бы еще “Московские ведомости” притащил.

Все понимающе усмехнулись, “Ведомости” в среде передовой молодежи не котировались.

— Не спеши, — таинственно продолжил Виталик и развернул газету, внутри которой оказались вложены тонкие листки “Правды”. — Конспирация!

— Ух ты, свежая! Где взял?

— Так я и сказал. Где взял — там уже нету. Слушайте.

Виталька отложил портфель, поерзал на стуле и начал вполголоса читать сообщение о создании “Союза Труда и Правды”:

— …практическая работа уже привела к появлению объединенных организаций на местах, в первую очередь в Поволжье, на Урале, в Туркестане. Таким образом, создание Союза завершает начавшийся снизу стихийный революционный процесс и объединяет на сегодня эсеров, эсдеков, ряд национальных социалистических организаций, например, польских, кавказских и финляндских, а также несколько анархических групп. В президиум Союза избраны товарищи Плеханов, Кропоткин, Брешко-Брешковская и другие. Избран также Исполнительный комитет Союза, фамилии не разглашаются по конспиративным соображениям. Общей целью Союза поставлена борьба за замену самодержавного правления демократической республикой посредством забастовок, акций неповиновения и других методов вплоть до вооруженного восстания…

— Да ну, говорильня очередная, — скривился как от лимона Лятошинский. — То ли дело у хлебовольцев! Вот, достал тут…