Пулеметчик

Несколько тише говорили о делах в стране — о страшной резне в двух кавказских губерних, где схлестнулись армяне и бакинские татары, о стачках, погромах и даже восстаниях, а таких событий с каждой неделей становилось все больше.

— Однако, господа! Полмиллиона бастующих! — Митька узнал баритон учителя математики Грибова, раздавшийся сквозь полуоткрытую дверь учительской.

— Эка новость. После июльских событий в Питере хоть миллион забастуй, ничего особенного, — ворчливо возразил голос Феликса Брандта, преподавателя немецкого.

— Да у них в Питере черт-те что творится, слыханное ли дело, советник императора — спирит Низье Филипп, французский жулик!

— Тише, тише, господа!

— А сейчас носятся с каким-то Григорием, человеком божьим! Сущее мракобесие!

— Да-да, то ли дело у нас в Первопрестольной! — саркастически заметил Брандт. — Ни старцев, ни божьих людей, ни богомолиц, особенно в Замоскворечье.

— Господа, господа, лучше послушайте, что пишет “Русское Слово” про сражение под Мукденом! Нам, как преподавателям технологического отделения, это должно быть особо интересно… сейчас… Ночью продолжались бои. На левом фланге с утра идет бой с обходной колонной японцев у Салинпу… Сильный западный ветер носит тучи пыли. Бой по всему фронту принимает все более решительный характер… нет, не то, а, вот! …С утра на правом фланге у селения Мадяну на реке Хуньхе… господи, ну и названия… японцы ведут энергичное наступление. Атаки их отбиты с помощью блиндированного поезда “Порт-Артур”. Обе стороны несут значительные потери. Правый и левый фланги японцев сильно теснят русских к северу. Боевая линия растянулась полукругом, почти окружив Мукден и Фушун. Так, пропустим… вот еще! Десятидневный кровопролитный бой не только не утихает, но и становится упорнее. Количество снарядов, выпускаемых обеими сторонами, громадно. После того как наш фланг завернулся к северу, переменив фронт против обходной японской колонны, оба противника упорно держаться на своих позициях. Колоссальную помощь войскам оказывают четыре блиндированных поезда с морскими орудиями “Харбин”, “Чита”, “Порт-Артур” и “Владивосток”, маневрируя между станциями Суятунь и Хушитай.

— Да-с, господа, полагаю, мы видим рождение нового рода оружия — сухопутных броненосцев!

— Я тоже обратил внимание, и даже отметил корреспонденцию гласного нашей городской думы господина Гучкова, он там помощником главноуполномоченного Красного Креста при Маньчжурской армии. Тэк-с, вот, прошу. “С этими механическими монстрами я познакомился еще на англо-бурской войне…” — звучным, хорошо поставленным голосом начал читать Грибов. Митька заслушался, но сообразил, что его могут в любой момент застукать и медленно прокрался обратно, на площадку перехода, оставил небольшую щелочку в двери и обратился в слух.

- “…но там не удалось увидеть их в настоящем бою, увидеть, насколько страшным может быть это оружие. Пыхающая дымом и паром стальная гусеница выезжает на позицию и через несколько минут ее пушки выплевывают снаряды в сторону японцев. Три залпа — и покрытый броней паровоз утаскивает механического монстра дальше, на новое место. Ответный японский налет разрушает лишь опустевшие временные пути.

Так, постоянно переменяя место, блиндированные поезда с экипажами из матросов-тихоокеанцев под командой морских офицеров, держали в напряжении армии генералов Оку и Ноги. А когда японская кавалерия прорвалась к железной дороге у Сингенпу, поезда встретили ее огнем из нескольких десятков пулеметов и обратили в бегство”, - закончил чтение Грибов, зашуршал газетой и обратился к коллегам. — А, каково?

***

Все эти новости и разговоры действовали на реалистов, в особенности выпускных классов, возбуждающе. Порой в тихий переулок училища приходили таинственные студенты с длинными, как у попов, патлами, в шляпах и пальто с поднятыми воротниками, и передавали реалистам на переменах листки “возмутительного содержания” и даже газету “Правда”.

Особенное сильное действие произвела ходившая по рукам брошюрка, в которой было пропечатано все о Кровавом воскресенье — и как собиралось шествие, и прокламации, которыми студенты и революционеры пытались отговорить рабочих, и афишки генерал-губернатора Трепова, в которых в организации шествия обвинялись эти самые студенты и революционеры, “подкупленные врагами”. И сообщения с фабрик, где срывали эти афишки, а треповских агитаторов гнали взашей, порой на крепких тумаках.

И самое главное, фотографии разгона шествия — атаки кавалерии, лежащие на улицах трупы, шеренги солдат, перевязочные пункты Красного Креста… Но страшнее всего были напечатанные после всех свидетельств очевидцев “милостивые слова”, коими Его Величество Государь Император через десять дней после побоища осчастливил депутацию рабочих столичных и пригородных заводов и фабрик в Александровском дворце в Царском селе: