Пулеметчики

В конце войны Самодуров добыл для меня роскошный кожаный костюм в комплекте с сапогами и крагами. Куртка подбита мехом. Видимо, полный комплект для шофера, кожа была великолепной выделки. Весь полк ходил любоваться на это чудо. Новый комполка, майор Плясунов, как-то вечером, находясь в нашем расположении, сказал: «Что-то похолодало. Лейтенант, дай свою знаменитую куртку, согреться хочу». Назад у комполка я кожаную куртку уже просить постеснялся. Через пару месяцев наш «смершевец» поехал в отпуск на родину и попросил мои сапоги. И назад в полк не вернулся, прислал письмо, что получил новое назначение. Так я остатки комплекта отдал связному, он на мотоцикле трофейном гонял, ему нужнее. Барахольщиком я не был. А посылки мне некому было посылать, всех моих родных немцы убили. Щеголем я тоже не числился, нормальный офицерский китель уже купил в Моршанске перед увольнением из армии. Фуражку так и не пошил. А так, ходил почти всю войну в солдатской гимнастерке и в кирзовых сапогах.

– Были ли в вашей стрелковой роте случаи перехода к врагу или трусости в бою?

Переходов к врагу не помню. Один раз немецкие разведчики утащили двух наших бойцов из окопа боевого охранения. Такое бывало. А вот насчет трусости… Солдат чувствует бой. И если залег под огнем и отползает назад в свою траншею – трудно назвать это трусостью. Умирать всегда страшно.

Был у меня случай, когда вся рота пошла в атаку, а пожилой боец по фамилии Катулин остался на исходной линии. Командир роты в бою идет метрах в сорока позади цепи, чтобы видеть поле боя. Заметил я, что солдат не поднимается, «налетел» на него, обматерил и силой поднял его. Он метров сто пробежал, а потом его убило… Сейчас вспоминаю о нем и думаю, могу ли я себя оправдать? Ни если всех солдат надо было пожалеть, кто бы Родину защищал?

Были моменты какого-то всеобщего отупения и полной отрешенности. Ты хоть любыми небесными и земными карами народ стращай, нет у людей сил встать в полный рост и идти на пулеметы… А вообще, патологические трусы в окопы не попадали, они еще по дороге на передовую в тылах и штабах оседали.

На войне всегда страшно… Был случай, что мы пошли в атаку пьяные. Из-за весенней украинской распутицы нам все довольствие привезли на пару дней позже. Там грязь такая, что танк не пройдет. Старшина привез приварок на всю роту, а нас уже половина осталась за прошедшие двое суток. Разместились в маленьком селе, разбрелись по хатам, согрелись. Дело шло к вечеру. Впереди нас стоял 2-й батальон нашего полка, так что вроде мы и в тылу находились. Я разрешил старшине раздать наркомовские сто грамм бойцам роты. Вышло на каждого пьющего почти три порции. Через час слышу крики: «Немцы идут!» Они незаметно и тихо через лес просочились и вышли прямо на окраину села. Человек тридцать их было. Без паники вся рота собралась в центре села. Все веселые, поддатые, одним словом «море по колено». Настроение – «Даешь Ганса на растерзание!». Пошли в атаку, думали, если внезапно нападем, то перебьем их по-быстрому. А немцы не дураки, почувствовали, что обнаружены, и залегли. Получилось так, что мы в импровизированную засаду попали. По нам из двух пулеметов в упор ударили, человек семь сразу срезали, так мы назад и откатились, уже все трезвые как стекло. И больше до подхода подкреплений не сунулись на окраину. Назвать наше ожидание и бездействие проявлением трусости я не могу. Просто гробить людей по-глупому не хотелось. Подошел второй батальон, а немцев след простыл.

– Особисты и замполиты чем-то запомнились?

Замполитов я в бою не видел, они во втором эшелоне комиссарили. Никто в атаках «За Сталина!» не кричал. Ходили в бой с криком «Ура!». В июле сорок четвертого уломал меня парторг полка заявление в партию написать. Текст был стандартный – «Хочу в бой идти коммунистом». Хотя насчет комиссаров я ошибаюсь. На днепровском плацдарме наш замполит воевал геройски, в первой линии, и погиб там же. Но таких было мало. Митинг провести легче, чем в бой пойти…

Про особистов ничего «жареного» не помню. В конце войны меня вызвали в штаб дивизии и предложили пойти на курсы офицеров СМЕРШа, но я военной карьерой не интересовался. Или еще пример. На формировке весной сорок третьего года у нас сбежало семь солдат-таджиков. Через пару месяцев их отловили уже где-то в Средней Азии и вернули к нам в полк! Не расстреляли за дезертирство и не направили в штрафную роту! Разные были особисты – были сволочи, но были и нормальные люди среди «чекистской братии».

– Как вы встретили известие об окончании войны?

Девятого мая закончился бой за город Оломоуц. Приводим себя в порядок. Прибегает комбат: «Ребята, война закончилась! Передали по радио!» И тут по всему городу стрельба. Кто постарше был – плакали, а мы, молодые, обнимались, что-то кричали. Начали отмечать… Мы с Петром Данильцевым «перебрали» и умудрились разбить вдребезги «Виллис» командира полка. По случаю победы нам эту «шалость» тут же простили. Конечно, день окончания войны – самый счастливый день в моей жизни…