Пуля

— Отец! Отец! — вдруг раздался голос старшего сына Шамиля, вбежавшего в дом. Двенадцатилетний мальчишка держал в руках здоровенный нож. Лейла метнулась к сыну, но русский солдатик оказался намного проворнее. Коротенькая очередь отшвырнула сына Лейлы к дверям. Одна из пуль попала ему в живот, вторая в грудь, третья разбила зеркало на стене. Лейла заорала, а потом, не помня себя от ярости, бросила бесполезную винтовку, ринулась на бывшего пленника, растопырив ногти. Пуля, угодившая ей в плечо, не остановила ее. Раб, которого кормили объедками, надавил на курок еще раз, но выстрела не последовало. Магазин был пуст, но Лейла не успела осознать этого. Пристегнутый к стволу штык-нож вошел в ее живот, словно в масло. Женщина шумно втянула в грудь воздух и стала опускаться вниз. Из распоротого живота текла кровь. Губы солдата вдруг дернулись в странной гримасе, и он с рыком крутанул штык-нож в ране. Лейла тихо вскрикнула и упала на пол.

Что-то тихо звякнуло. Парнишка резво развернулся на месте, ловко отпрыгнув в сторону, чтобы уйти с линии возможного огня. Шамиль тихо полз в сторону убитого сына, изо всех сил стараясь добраться до ножа. Труп сына лежал на полу, странно подогнув ногу. Шамиль полз, волоча за собой неподвижные ноги. Кровавый след тянулся за ним бурой змеей. Шамиль добрался до трупа сына, бессмысленно глядевшего в небо черными глазами и тихо всхлипнув, попытался вынуть нож из руки ребенка, но смертельная хватка оказалась слишком крепкой. Шамиль дернул руку сына, как вдруг ее перехватила еще чья-то рука. Шамиль поднял голову. Над ним, с волчьей гримасой, исказившей почти детское лицо, стоял русский парень, с такими яркими, почти светившимися голубыми глазами. Шамиль яростно дернул к себе нож, но сил почти не оставалось. Парень направил нож в грудь Шамилю. Понимая, что это его последний шанс, Шамиль вложил в свои руки нечеловеческую силу, но бороться было почти невозможно. Вместе с вытекавшей из раны в спине крови, Шамиля покидала жизнь. Его руки слабели. Мальчишка тоже не был Геркулесом, но его сила превосходила хватку умирающего Шамиля. Расширившиеся до предела глаза чеченца были готовы лопнуть от натуги. Сквозь кровавые сполохи, то и дело застилавшие ему взор, он все же видел, как медленно, но неукротимо лезвие длинного ножа приближается к его груди. Краем глаза Шамиль увидел валявшийся в спасительной близости топор. Удерживая парня одной рукой, второй он потянулся за топором.

В многочисленных голливудских фильмах это происходит очень красиво. Вот герой дотягивается до ножа, топора, пистолета, просто тяжелого предмета, коим лупит по голове обидчику. Но Шамилю, любившему эти фильмы, не повезло. Удерживать солдата одной рукой оказалось невозможным. Едва хватка Шамиля ослабла, как мальчишка навалился на нож всем телом. Острое как бритва лезвие вошло в грудь Шамиля по самую рукоятку, распоров легкое. Шамиль со свистом втянул в себя воздух, из его губ хлынула кровь. Мальчишка откатился в сторону и, тяжело дыша, навалился на стену, глядя, как умирает Шамиль.

Между тем небольшой поселок, потревоженный выстрелами и криками, просыпался. Понять, в каком из домов только что происходила пальба, было тяжело. Часть домов пустовала, в других ночные выстрелы были отнюдь не в диковинку. Пока полуодетый народ оглядывался по сторонам, из окна крайнего дома, где обитало семейство Шамиля, вывалилась маленькая фигурка с мешком за плечом, тихо побрякивая автоматом. За домом Шамиля была дорога, ведущая в горы.

Только что удравшему из плена Всеволоду Тулину невероятно повезло в пути. Он не нарвался ни на чеченские патрули, не попал под обстрел, ни разу не прошел вблизи растяжки. Судьба хранила девятнадцатилетнего мальчишку, тупо шагавшего вперед, словно автомат. Он крался по горам, лесу, не упуская из виду дороги. За одиннадцать дней он прошел всего около пятнадцати километров, выбирая крутые горные кручи и обходные пути, почти ничего не ел, впрочем, состояние голода было ему уже привычным. Он прошел мимо трех воинских частей, огибая их по периметру, даже не понимая, зачем он это делает. И только на двенадцатую ночь он оказался перед родным КПП.

Несмотря на репутацию Тулина, капитан Кузнецов ему не поверил. Уж слишком неправдоподобным был его рассказ. Один, против полудюжины вооруженных людей, без оружия и помощи… Нет, это совершенно невероятно. Наверняка, слегка приукрасил свой рассказ. Кузнецов смотрел на заснувшего с ложкой в руке Тулина, ни на йоту не подозревая, что его ждет через пару минут.

У КПП, где все еще дежурил Сергей Чернов, шумно блевал солдат, стоя на четвереньках. Клокочущие звуки гулко отдавались в ночи. Стоявший рядом Чернов выглядел так, словно собирался рухнуть в обморок.

— Вы чего? — холодея, спросил Кузнецов. Чернов мотнул головой на стоящий неподалеку мешок.

— Это Пуля бросил, когда мы ему приказали. Колька-то сбегал, подобрал, а потом говорит, там арбуз, наверное, или дыня. Ну, мы и открыли, блин, на свою голову… Ой, не могу…