Пуля

Операцию мне тоже сделал Сергей. Вопреки моим ожиданиям, ранение, полученной мною в ходе перестрелки, оказалось не сквозным. Сергей извлек из меня пулю, да и вообще всерьез занялся моими руками. К счастью нервы, кость и сухожилия не были задеты, повреждены оказались только мягкие ткани, а это относительно легко лечилось. Разложив меня аки лягушку прямо на кухонном столе, Сергей ловко удалил пулю, зашил раны и, вколов мне тучу антибиотиков вкупе со снотворным, оставил у себя. Я проспал два дня, а, проснувшись, понял, что могу взирать на этот мир без присущего мне отвращения.

Оставшиеся летние месяцы я прожил на даче Сергея, в компании бравого, но немого доктора, и его верного ньюфаундленда по кличке Бакс. Правда, на кличку пес реагировал вяло, ориентируясь скорее на щелчки и свист, которые могло издавать искореженное горло Сергея. Я помогал хозяину в его дачных делах по мере своих сил, которые понемногу возвращались. По вечерам мы смотрели крохотный китайский телевизор, иногда умудряясь что-то рассмотреть на других каналах кроме первого, слушали радио и играли в "дурака". Про свою семью Сергей не рассказывал, а я не расспрашивал. Я же, в свою очередь, не рассказывал о своей, предпочитая поговорить на более приземленные темы, например о web-дизайне, компьютерах и Интернете. Сергею это почему-то показалось очень интересным.

Сергей не очень активно расспрашивал меня о моих дальнейших планах на будущее, но я часто ловил на себе его настороженный колючий взгляд, когда я разминал пострадавший пальцы. Поначалу пальцы, на которые я возлагал такие надежды, слушались плохо. Травмированные в катастрофах и перестрелках руки плохо реагировали на команды мозга. Утешением мне служили лишь мысли о том, что мои враги никуда не денутся, да пример Умы Турман, восстановившей подвижность после длительной комы всего то за пару часов. Просматривая "Убить Билла" я впервые поймал на себе взгляд Сергея, уставившегося на мои пальцы, непроизвольно сжимающиеся и разжимающиеся.

Это случилось в самом начале сентября, когда мы с Сергеем снимали с яблонь урожай. Яблонь на участке Сергея было три, но одна давно не плодоносила, а он почему-то не хотел ее выкорчевывать. На другой росли желтые и почти прозрачные яблоки. Если посмотреть сквозь такое яблоко на солнце, то оно светилось, словно желтая лампочка из елочной гирлянды, а семечки просвечивали маленькими темными пятнышками. На этой яблони плоды были сладкими и трескающимися от сока. На второй яблоне, колоновидной и более высокой, яблоки были красными и сочными с кисловатым вкусом. Я все порывался спросить у Сергея название этих сортов, но все забывал.

С самого утра Сергей как-то странно посматривал на меня. Даже спиной, обрывая с веток плоды, я чувствовал спиной его взгляд. Не могу сказать, что мне это нравилось. Я уже привык не доверять людям и даже сейчас, после сколького времени, не мог доверять Сергею полностью. Два колючих буравчика то и дело сверлили мне спину, но я делал вид, что не замечаю этого.

Яблок больше почти не осталось. Только на самой верхушке висело несколько штук, но на после потрясывания веток, они упорно держались на своих плодоножках, и падать вниз отнюдь не собирались. Я слез со старой табуретки, стоя на которой собирал урожай и, подняв наполненную яблоками старую плетеную корзинку, направился к дому. Буравчики сверлили мне спину почти нестерпимо.

На тихий свист я обернулся мгновенно. Глаза даже не успели толком заметить этого замаха Сергея, а рука уже рефлекторно вытянулась вперед. В нее с силой ударило что-то небольшое, круглое и твердое, что я непроизвольно сжал. Под пальцами затрещало и ладонь мгновенно стала влажной и липкой. Собака, лениво лежавшая до сего момента рядом с Сергеем, вскочила с места и настороженно смотрела на меня. Я разжал пальцы… Раздавленное яблоко упало к моим ногам.

Брови Сергея дернулись вверх, а губы искривились в пародии на одобрительную улыбку. Я с минуту смотрел на него, не отводя взгляда. Собака, видимо почувствовав мое настроение, глухо зарычала, подняв шерсть на холке. Я мотнул головой, и наваждение такой привычной пару месяцев назад слепой ярости, схлынуло, уступив место тихим ходикам, медленно и равнодушно отчитывающим ход чье-то жизни с сухим клацаньем стрелок… или затвора, что в принципе, почти одно и то же… Я медленно развернулся и пошел к бадье с водой, опустил туда ноющую руку и бессмысленно глядя на плавающие в воде березовые листья, смыл с уки липкий яблочный сок. Сегодняшняя ситуация дала понять одну простую вещь — мне пора было уходить.