Пуля

Я проснулся утром, около шести часов. Сергея в домике не было. На столе под старой тряпкой, заменявшей нам посудной полотенце, стояла пластиковая бутылка с молоком, несколько помидор, картошка в мундирах и несколько сотенных купюр. Я быстро съел все, что было, вымыл чашку и вышел из дома. Самым коротким путем я отправился к городу, решив не пользоваться общественным транспортом, на котором обычно ездили дачники. Впрочем, до города было не так далеко. Через пару часов я должен был дойти до конечной остановки троллейбуса. Там я бы уже не бросался в глаза никому, тем более, что внешний вид за эти месяцев у меня пришел в норму.

Выходя из дачного поселка, я не выдержал и обернулся. На краю тропинки стояли сухопарый мужчина в пятнистых штанах цвета хаки и большой черной собакой, которые молча смотрели мне вслед.

Хватит игр. Именно эта мысль пришла мне в голову, когда я, сидя в полупустом троллейбусе, тупо глядел в окно. Развлечения, которые я устроил сам себе, слишком дорого обошлись для дорогого мне человека — Кати. Первое, что я должен был выяснить, вернувшись в гущу событий, что случилось с Катей. Потом, если конечно, у меня будет это "потом", нужно завершать эту свистопляску. Хватит игр…

Денег было мало. Даже для нескольких дней ожидания, слишком мало. Придется опять впадать в летаргию и выжидать, пока в поле зрения покажется нужный мне субъект. Хуже другое. Я уже не мог ввергнуться на свою квартиру и забрать все необходимое мне снаряжение. Плохо… хотя…

Троллейбус наконец-то тронулся с места, очевидно водитель и кондуктор решили, что больше пассажиров на конечной остановке они не соберут, а может, и график движения подошел. Кондуктор злобно косилась на меня, потому что все купюры у меня были по сто рублей, а сдачи у нее не было. Целых три остановки она безуспешно старалась разменять сотенную купюру у полусонной старушки с котом в кошелке, женщины с усталым и сердитым лицом и мужчины полубичевской наружности, потом плюнула, вернула мне сотню, но при этом смотрела как Ленин на буржуазию — презрительно и с нехорошим прищуром.

Троллейбус подбросило на ухабе, что заставило меня очнуться. Куда я еду? Настоящее снова навалилось на меня, но я был в своем обычном рабочем состоянии. Шестеренки в мозгах прокручивались легко, без скрипа и задержек.

В квартиру я вернуться не могу. Там остались деньги, одежда, телефоны и, самое главное, два пистолета и "Калашников". Черт с ними! Все равно в том плане, который я собирался осуществить, ничему этому не было места. Теперь мне не нужна была маскировка, показательные выступления во имя всеобщей неразберихи и устрашения. Теперь я должен был предстать перед широкой общественностью в своей привычной роли, которая мне удавалась с невероятной виртуозностью — ролью снайпера. А для этого мне нужна была моя винтовка, мой любимый, пристрелянный "винторез", девятимиллиметрового калибра, с интегрированным глушителем, с почти полукилометровой эффективной дальностью стрельбы. А винтовка была спрятана у Дрюни на даче в душилке. Вряд ли он ее перепрятал, но проверить это надо было.

До дачи я добирался окольными путями, с многочисленными пересадками, сбивая с хвоста возможных преследователей — ведь встретили же нас на базаре ребятки Сытина чисто случайно. Мало ли кто еще знает меня в лицо, особенно сейчас, когда уже наверняка все знают, кто заварил эту кашу. Даже если они верили в мою кончину, то для профилактики стоило бы оклеить моими портретами весь город. Во всяком случае, я бы так и сделал.

На даче было тихо. Поблизости не было ни одной живой души. Участок радовал громадными сорняками, среди которых инородными телами выглядели листья тыквы и поникшие без полива грядки с луком и морковкой, хилой и тонкой, как крысиные хвосты. Соседние участки выглядели не лучше. Слава Дрюни шла впереди него. Если вокруг, по сути, не было ни одного целого дома, то его дача стояла нетронутой. Я медленно пошел к душилке, памятуя о возможных Дрюниных сюрпризах, и не ошибся в своих ожиданиях. Между дохлыми кустиками смородины, по пути к душилке, была натянута тонюсенькая проволочка. Не гляди я под ноги, не ожидай подвоха, то наверняка оборвал бы ее, а еще через секунду беседовал бы с ангелочками или, что более вероятно, парился бы в котле в обществе чертей. Криво усмехнувшись, я перешагнул через ловушку и, усилив бдительность, подошел к душилке. К двери была примотаны еще две проволочки — одна столь заметная, что я невольно засомневался в ее подлинности. Проверив, я обнаружил, что она ни к чему особенному не ведет. А вот вторая, менее видимая, была примотана к крючку на внутренней стороне двери. Любой, кто распахнул бы дверь шире, чем на двадцать сантиметров, взлетел бы на воздух.