Пуля для адвоката

— Конечно, нет. Зато с моим подзащитным, мистером Вудсоном, вы знакомы очень хорошо, не так ли?

Торренс презрительно усмехнулся. Я хорошо поработал над его биографией и прекрасно знал, с кем имею дело. Ему было тридцать два года, из которых треть он провел в колониях и тюрьмах. Школу бросил в четвертом классе — просто перестал ходить на уроки, на что его родителям, видимо, было наплевать. По закону «о трех преступлениях»[1] ему грозило пожизненное заключение за грабеж и избиение работницы в прачечной-автомате. Произошло это во время трехдневной волны бунтов и насилия, прокатившейся по городу, когда суд оправдал четырех белых полицейских, убивших чернокожего Родни Кинга за то, что он припарковался в неположенном месте. Короче говоря, у Торренса были очень веские причины, чтобы помочь суду «утопить» Барнетта Вудсона.

— Мы познакомились с ним несколько месяцев назад, — ответил Торренс. — В спецблоке.

— Вы сказали «в спецблоке»? — произнес я, прикинувшись дурачком. — Это какое-то особое подразделение или военный отряд?

— Нет, специальный блок.

— Речь идет о тюрьме?

— Ну да.

— Вы хотите сказать, что ранее не были знакомы с Барнеттом Вудсоном? — В моем тоне звучало удивление.

— Нет, сэр. Мы встретились в тюрьме.

Я сделал в блокноте пометку, словно услышал важное признание.

— Что ж, тогда давайте посчитаем, мистер Торренс. Когда Барнетта Вудсона перевели в спецблок, вы уже давно сидели там — точнее, с пятого сентября этого года. Верно?

— Да, я помню, как его привезли.

— А почему вы сами попали в спецблок?

Винсент заявил протест, сославшись на то, что данная тема уже обсуждалась на допросах. Я возразил, что хочу составить более полное представление о причинах ареста Торренса. Судья Компаньони отклонил протест и велел Торренсу ответить на вопрос.

— Я уже сказал — меня обвиняют в ограблении и физическом насилии.

— Речь идет о событиях, происходивших во время волнений в городе, не так ли?

Учитывая антиполицейские настроения, распространившиеся после беспорядков в городе, при отборе присяжных я старался набрать как можно больше коричневых и черных. Но сейчас у меня появился шанс повлиять на тех пятерых белых, которые все-таки затесались в их состав. Пусть они знают, что главный свидетель обвинения участвовал в тех бесчинствах, которые они видели по телевизору.

— Да, я находился там, как и все, — ответил Торренс. — Копы в этом городе совсем распоясались.

Я кивнул, делая вид, будто соглашаюсь.

— И свой протест против незаконного вердикта в деле Родни Кинга вы выразили тем, что ограбили шестидесятидвухлетнюю женщину и до полусмерти избили ее железной крышкой от мусорного бака? Я вас правильно понял, сэр?

Торренс покосился на столик Винсента и на своего адвоката, сидевшего в первом ряду на галерее. Не знаю, обсуждали ли они заранее, как отвечать на подобный вопрос, но сейчас никто не мог помочь Торренсу.

— Я такого не делал, — проговорил он наконец.

— Выходит, вы не совершали того, в чем вас обвиняют?

— Ну да.

— А как насчет грабежей? Вы не занимались мародерством во время беспорядков?

Снова пауза и взгляд на адвоката.

— Тут я по пятой поправке.[2]

Чего и следовало ожидать. Потом я задал серию вопросов, специально составленных так, что Торренсу приходилось либо признавать себя виновным в преступлениях, либо отказываться отвечать со ссылкой на пятую поправку. Наконец после пятого или шестого раза судье надоело слушать одно и то же и он потребовал, чтобы я вернулся к делу. Я нехотя повиновался.

— Ладно, с вами пока все ясно, мистер Торренс. Вернемся к мистеру Вудсону. Вы знали подробности дела до того, как встретили мистера Вудсона в тюрьме?

— Нет, сэр.

— Уверены? В то время о нем много говорили.

— Нет, я же сидел в тюрьме.

— А что, там нет газет или телевизора?

— Газет я не читаю, а телевизор постоянно не работает. Мы возмущались, и нам обещали, что его починят, но ни хрена не починили.

Судья попросил свидетеля следить за своей речью, и тот извинился. Я продолжил:

— Согласно тюремным документам мистер Вудсон прибыл в специальный блок пятого сентября, а в материалах следствия сказано, что уже второго октября вы сообщили прокурору о сделанном вам признании. Правильно?

— Да.

— А вот мне так не кажется, мистер Торренс! Вы пытаетесь убедить суд, будто преступник, совершивший два убийства и находившийся под угрозой смертной казни, признался в этом человеку, которого знал менее четырех недель?

Торренс пожал плечами.

— И такое иногда случается.

— Неужели? Скажите, сколько скостит вам обвинение, если мистер Вудсон будет осужден?

— Не знаю. Мне никто ничего не обещал.

— С учетом вашего послужного списка и новых обвинений вам грозит лет пятнадцать тюрьмы.

— Мне ничего не известно.

— Неужели?

— Да, сэр. Этим занимается мой адвокат.

— А он вам не говорил, что если вы не предпримете кое-каких шагов, то можете надолго оказаться за решеткой?

— Нет, не говорил.

— Ну, еще бы. Что вы попросили у прокурора в обмен на свидетельские показания?

— Мне ничего не нужно.

— Выходит, вы стали свидетелем только из чувства гражданского долга?

Лишь глухой не расслышал бы сарказма в моем голосе.