Пуля для безнес-леди

- Дочь моя! - растрогался священник. - Ваши намерения искренни и чисты... Подождите меня здесь. Я познакомлю вас с человеком, который в силах разрешить ваши затруднения. Но, пожалуйста, ведите переговоры без меня.

Он ушел и через десяток минут возвратился с пожилым мужчиной, одетым во все черное.

- Изложите ваши пожелания, мадам, - предложил почтенный месье. - Я русский и язык наш родной не забыл.

- Я хочу похоронить здесь не чужого мне человека. Требуется место для могилы. Кто-то должен получить его труп в полиции, когда у полицеских минует в нем надобность. Подготовить к прощанию с этим миром и поставить оградку и скромный памятник, похожий на те, что стоят на могилах русских офицеров. Сообщить точное нахождение могилы моего знакомого в мою контору по адресу, который я назову...

Она печально посмотрела на длинные ряды белокаменных невысоких обелисков над могилами русских людей, бывших при жизни юнкерами, кадетами, полковниками, генералами. Они были совершенно одинаковыми и не под каждым из них был прах усопшего. Настя знала, что родные люди ставили здесь обелиски и тем, кто сложил головы в гражданскую под какой-нибудь Казанью-Рязанью. Чтобы было куда придти поплакать и помолиться.

- Мадам это будет стоить очень, очень дорого, - задумчиво сказал месье.

- Но это решаемо? - спросила Настя.

- Что значит "решаемо"? - не понял господин русский партийно-бюрократический сленг. Настя объяснила.

Господин ещё подумал и кивнул:

- Это можно сделать. Из уважения к вам, мадам. Я вас узнал.

- И кто же я?

- Мадам Демьянова - о вас часто пишут в газетах. И не далее как вчера я видел ваше фото на каком-то светском сборище. И если вы, мадам, просите сделать именно так - это не блажь...

- Благодарю вас, месье. Сколько? В долларах?

- Сейчас буду считать...

Считал он долго и тщательно. Наконец, протянул Насте листик бумаги с цифрами:

- Я не хочу наживаться на ваших... трудностях, мадам. Все подсчитано в среднем.

Профессия научила господина в черном хорошо разбираться в настроениях и чувствах клиентов: слова "наживаться на вашем горе" он не употребил.

Настя открыла сумочку, отсчитала деньги и вручила их господину.

- Бог мой, - изумился тот, - требуется расписка, документ, заверенный у нотариуса, соглашение со мной...

- Ничего не надо, - сказала Настя. - Я вам верю. Сделайте все так, чтобы никто и никогда не усомнился в праве моего знакомого лежать в этой земле... Все, что останется после необходимых расходов - оставьте себе, это будет вознаграждение за труды.

- Мадам! - воскликнул господин. - Я... Вы понимаете, я русский, а здесь люди даже на кладбище не верят друг другу! И вдруг вы...

- Я вам верю, - мягко сказала Настя. - На памятнике пусть выбьют на русском: "Полковник Юрий Строев". И ничего более. Пусть Бог рассудит, кто он: грешник, праведник или всего лишь... Жухлый лист под недобрыми ветрами, разоряющими Россию.

В такси по дороге в Париж они долго и тяжело молчали. Наконец, Кушкин произнес:

- Железная ты дама, Анастасия Игнатьевна. Теперь я начинаю понимать, почему даже в тридцатых среди следователей НКВД почти не было женщин.

- Почему?

- Женщины не знают, что такое сомнения.

- Мадам! Месье! - откликнулся таксист. - Должен предупредить, что я знаю русский.

- Господи, что за страна, - вздохнула Настя. - Каждый второй или понимает русский или говорит на нем.

- Традиционные связи, - прокомментировал Кушкин.

Оживившийся таксист, говорливый, как и все парижские водилы, затараторил:

- Но месье прав! Мой отец, как и все русские патриоты, жившие во Франции, участвовал в Сопротивлении. И чудом выжил в лагере. Он мне рассказывал, что в фашистских лагерях самыми жестокими и безжалостными были именно женщины...

- Судя по вашим словам, вы высокого мнения о прекрасном поле, господа. - У Насти хватило сил на шутку.

Таксист о чем-то без умолку говорил - явно обрадовался выгодной поездке и возможности пообщаться с симпатичными пассажирами, своими отдаленными соотечественниками.

Кушкин тихо сказал:

- Ничего подобного от тебя, Анастасия, я не ожидал. Ты поступила по-мужски, я бы даже сказал, по-офицерски. Будь моя воля, я бы поставил тебя во главе страны...

- Еще не вечер, - Насте после всех раздиравших её в клочья сердце волнений, был приятен незатейливый комплимент Кушкина. И, что самое главное, он свидетельствовал: Михаил Иванович не держал на неё зла за внезапную смерть Строева.

Настя смотрела в окошко машины. Мимо проносились аккуратные коттеджи, нарядные палисаднички с цветами, березки, очень похожие на те, в России. Мимо проносилась сытая, спокойная жизнь.

Эх, Россия, печальная страна...

А жизнь продолжается...