Пуля для бизнес-леди

— Вам остается утешаться тем, что в свое время неплохо пожили, — Настя понимала, что её ехидство неуместно, но удержаться не смогла.

— Что вы имеете в виду? — насупился Главный.

— Льготы, привилегии всякие, многое из того, что было недоступно большинству…

— Настя, вы умная женщина и прекрасно понимаете, что вся эта трескотня про привилегии партократов — не более, чем пропагандистский трюк в борьбе за власть. Ну что я имел? Пятьсот пятьдесят рублей оклад, талонную книжку в столовую диетического питания на Грановского, в просторечии «кормушку», на семьдесят рублей, путевки в санаторий для меня и супруги раз в год со скидкой — мне пятьдесят процентов платить, ей — семьдесят… Да, вот ещё что… Были мы прикреплены к поликлинике на Сивцевом Вражке, а ко мне была прикреплена машина… Не густо, уважаемая Анастасия Игнатьевна, если учесть, что работал я круглые сутки и много лет подряд. Знаете ли вы, сколько моих друзей легло в землю в сорок-сорок пять лет от инфарктов, стрессов, нечеловеческих перегрузок?

Голос Главного дрожал от возмущения.

— Это вам не виллы на Лазурном берегу, не десяток резиденций по всей стране, и, наконец, не квартиры на Кипре, в Париже и ещё черт знает где!

— Да уж, — согласилась Настя. — Ныне даже средний чиновник за год уворовывает больше, чем вы заработали за всю жизнь.

— Рад, что вы это понимаете, — почти торжествующе произнес Главный. Он всегда был упрямым и своенравным и мало кому в редакции удавалось его переспорить. Но тогда ещё действовал авторитет должности, а сейчас… Сейчас он просто был прав.

Главный лихо хлопнул рюмку коньяка и, отдышавшись, продолжил свой монолог:

— Вы понимаете, что они творят, эти… эти…

— Сволочи… — подсказала Настя.

— Вот именно, сволочи! Страна сдвинулась, свихнулась, завиляла задом на орбитах Истории! Миллионеры и бомжи, жирующие банкиры и нищие на каждом углу, уголовные «авторитеты», пришибленные безработные… Поколения, которые победили фашизм, построили страну, лишены медицинской помощи, лекарств, пенсии не хватает даже на каждодневный пакет молока с батоном хлеба. И знаете, зачем они это делают?

Настя понимала, что вопрос чисто риторический и сейчас последует на него ответ:

— Страну разворовали, а теперь уничтожают тех, кто помнит её другой, знает, что можно жить иначе… На остановке троллейбуса на Тверской у родной когда-то газеты видел «запаянный» в витрину плакатик: «Долой, кровососов-богатеев!»

— Я ведь тоже не бедненькая дамочка, — посчитала нужным уточнить Настя.

— Знаю, читал. Неожиданная удача — можно только порадоваться за вас. Но вы не воровали, не убивали…

«Эх, знал бы ты, мой дорогой Главный, что за этой „удачей“», — тоскливо подумалось Насте. Она нарочито бодро произнесла:

— Ладно, не будем о плохом. Давайте о хорошем…

Но сменить «пластинку» не удалось. Как и многим старикам, Главному нужен был лишь повод, чтобы выговориться. И он стал говорить о том, как тошно жить, когда неделями молчит телефон, когда ты никому не нужен, твои ровесники уходят один за другим из жизни, а вся твоя жизнь, оказывается, была то ли преступной, то ли ошибочной. Пытался писать мемуары — ведь столько видел, пережил, со многими великими людьми встречался! Написал несколько глав и бросил, потому что понял — никому это не нужно.

— Из редакции кто-нибудь был, звонил?

— Вы, Анастасия Игнатьевна, первая.

— Поганцы мелкотравчатые, — вырвалось у Насти.

— Не будем судить их строго, — ответил Главный, все в душе у него уже перегорело. — Вы вот мне сюрприз преподнесли… А была такая ершистая, строптивая… Помню, как от меня требовали, чтобы я вас уволил после ваших острых выступлений…

— Я знаю…

— Только вы не подумайте, что я напоминаю об этом, как о каком-то своем «подвиге». Обычное было дело. Извините, вырвалось.

— Я у вас многому научилась, — сказала Настя. — Вы были для меня Главным, им и остались…

Она попыталась найти какие-то особые слова, ибо её переполняла нежность к этому старику, которого она помнила энергичным, деятельным, распоряжающимся судьбами людей. Ведь порою одного слова его было достаточно, чтобы журналист получил квартиру, уехал на работу в закордонные дали, печатался из номера в номер. По публикациям в газете награждали их героев орденами, а по критическим выступлениям начинались расследования, и иные «действующие лица» быстренько оказывались под следствием. Настя помнила, как после командировки во Фрунзе она рассказала Главному о молодой балерине Киргизского театра оперы и балета. «Айсулу необычайно талантлива!» — Настя восторженно сказала Главному. «А вы напишите», — сказал Главный. «Но я ничего не понимаю в балете!» — призналась Настя. «А вы пишите не о балете, а о талантливой Айсулу, — посоветовал Главный. — Я дам задание, чтобы из Фрунзе самолетом прислали её фотографии».