Пуля для дублера

Она все еще смотрела на него, достаточно близко, чтобы он мог дотронуться до ее лица. Он не знал, что сказать. Она только что сказала ему, что была готова рискнуть, позволив людям Гасана его убить, чтобы посмотреть, сможет ли он сойти за Евгения. И почти в тот же миг она поклялась ему в верности, которая вытеснила верность идеям, позволившим ей предать его. Первое откровение было шокирующим; второе казалось опрометчивым в своем обещании.

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Тишина. А потом капает, как далекий шепот, мир шепота.

−Что, в конце концов, ты хочешь от меня услышать?- спросил он. Странно, но он не был в ярости; он просто не знал, что ответить. Он невольно поверил ей. Он верил в предательство и верил в клятву верности. Ошеломляющая одновременность этих движений смущала его, и она казалась дико неуравновешенной.

Она отпустила колени, отодвинулась от него и встала с кровати. Она постояла немного, повернувшись к нему спиной, а затем села на стул возле тумбочки, широко расставив ноги, засунув руки в юбку, собранную между бедер, и все еще расстегивая платье. Она смотрела в окно, ее профиль в влажном свете казался бледно-голубым.

Город исчез, и похоже вся вселенная, насколько мог вообразить разум, превратилась в капающую тьму.

Глава 26

Сон был невозможен, поэтому Мандрыкин вернулся к тому, что стало для него образом жизни-бродить по улицам города в глухие ночные часы. Когда он смотрел в затемненные окна, его мысли часто погружались в знакомое уныние жалости к себе, а иногда их засасывал раскаленный вихрь ненависти. Несмотря на это, все это привело к одной и той же теме его постоянных размышлений: его ненависти к Гасану Фархадову. Это была язвенная рана, которой никогда не давали зажить.

Он был на полпути через город, когда ему позвонил Кирилл и сообщил, что они подобрали одну из девушек Мурада, и он немедленно приказал водителю ехать в сторону колоний близ международного аэропорта имени Алиева. По дороге ему позвонили еще раз насчет Пинар Озтюрк, и это имя вселило в него надежду. Он знал это имя и знал, какие возможности оно подразумевает.

Мандрыкин брызнул себе в голову. Он отхлебнул неразбавленного виски из стакана. Сегодня его кожа пульсировала. Стресс. Вот что это было. По какой-то безумной причине стресс усугубил ситуацию.

Передняя часть его головы была в огне. Он снова обрызгал его. Ему хотелось закрыть глаза и подождать, пока остынет действие анальгетика. Но он не мог. Он сидел в полутьме салона, вытаращив глаза, всматриваясь, всматриваясь, всматриваясь, всматриваясь. Его глаза блуждали, как прожекторы, которые невозможно погасить.

Он сделал еще глоток виски. Он был на грани. Еще несколько глотков и он не сможет мыслить здраво. Он окажется в этой зоне, в этом слое утонченного самообмана, где он будет считать, что мыслит здраво, хотя и не будет, подобно пилоту, летящему слишком высоко без кислорода, соскальзывать в нижнюю зону абсолютно правдоподобного заблуждения. Такова была его судьба с тех пор, как он потерял лицо-терпеть, балансируя на грани иллюзии, но не переступать через нее, постоянно искушаться облегчением, но никогда не чувствовать вкуса освобождения.

Мандрыкин снова повернул голову к окну. Легкое смещение фокуса заставило город мчаться с большей скоростью, а затем его собственное отражение уставилось на него: глаза и губы... гребаное шоу ужасов.

Затем он взял тонкую полупрозрачную маску. Вылепленный в форме лица, он был сделан из специальных материалов, которые должны были отражать заразительный, наполненный песком смог ночного воздуха города. Он осторожно надел его на лицо,прикрепив к затылку двумя липучками. Ему потребовалось некоторое время, чтобы подогнать внутреннюю поверхность маски к голове, делая ее максимально удобной. Он мог носить ее только пару часов, прежде чем ему придется ее снять. Но это даст ему немного времени, чтобы маневрировать вне машины.

Он посмотрел в окно машины и подумал о людях в зданиях, мимо которых проходил. Он подумал о миллионах людей в городе. Во всей вселенной только одна жизнь что-то значила для него. Остальные были ничем. Они были просто обломками, Унесенными ветром и кружащимися в водоворотах истории, выкручивая свои глупые и неуместные часы и дни в бессмысленной незначительности.

Но не Гасан Фархадов. Не его старый друг. Не та одна определенная душа. Он заслужил особое место в этом мире.

Он налил немного виски в стакан и осторожно отхлебнул через маску. Он должен был поддерживать шум, особенно пока он был в доме убийства. Жужжание поможет ему сосредоточиться на событиях ближайших часов.