Пуля для любимого

Последнее Настино условие едва ли можно было отнести к категории трудновыполнимых. Сначала Олег, за ним и Настя тихонько прошмыгнули в коридор и вышли на лестничную площадку. Он уже стоял в наброшенной на плечи дубленке, держа в руках ее полушубок.

— Кажется, никто не заметил, — прошептала она.

Олег помог ей одеться и протянул руку:

— Побежали.

Он потянул ее за собой — быстро-быстро, и она едва успевала бежать за ним, перескакивая через две ступеньки, и смеялась.

Наконец оказавшись на улице, они остановились, чтобы отдышаться.

— Посмотри, как красиво, Настя. Это же просто сказка.

Она огляделась кругом и сразу поняла, что он прав. На самом деле, будь она ребенком — сразу же поверила бы в то, что оказалась в сказочном снежном королевстве.

— Деревья — как будто хрустальные, — ответила она, — правда?

Он не отвечал, и она медленно перевела на него взгляд.

— Да ты, оказывается, на меня смотришь, — улыбнулась Настя, — а я тебе — про деревья...

— У тебя глаза удивительного цвета. Никогда не видел таких глаз. И ресницы длинные. Ты красивая, Настя. Снежная Королева. Только у Снежной Королевы ледяное сердце.

— Боже, Олег, — она от души рассмеялась, — если ты хотел меня рассмешить, то ты этого добился. Снежная королева, ледяное сердце... Прошу тебя, не продолжай, мне же не пятнадцать лет. И даже не восемнадцать. Спасибо, конечно, за комплимент. Да вон же она, твоя машина! — Она вдруг увидела невдалеке огромный сугроб, из-под которого в свете фонарей печально выглядывали фары.

— Да ну ее ко всем чертям, эту машину! Пойдем пешком, прогуляемся. Может, зайдем по пути куда-нибудь, посидим.

— Нет, Олег. На сегодня достаточно. Не хочу больше нигде сидеть, лучше давай, на самом деле, пройдемся. На улице так замечательно.

Музыка, доносящаяся со второго этажа, из приоткрытой форточки Наташиной квартиры, внезапно стихла.

— Да говорю тебе, нет их! Смылись! — услышали они Костин бас. — Сейчас я их догоню, пока не поздно!

Настя и Олег посмотрели друг на друга.

— Бежим! — Он снова протянул ей руку, и они побежали. Снег скрипел под ногами, приминаясь и четко вырисовывая предательские следы их побега. До ближайшего бастиона, роль которого мог сыграть только находящийся метрах в пятидесяти от подъезда гараж, они добежали, наверное, меньше чем за минуту. Настя спотыкалась, изо всей силы вцепившись в ладонь Олега и понимая, что если отпустит, то тут же упадет и провалится в сугроб.

— Иди сюда. — Он крепко прижал ее к себе, обхватил двумя руками, почувствовав, как после быстрого бега бьется ее сердце. — Тише. Молчи, иначе нас обнаружат.

И после этих слов взял в ладони ее лицо, поднял его к себе, на секунду заглянул в глаза и принялся целовать. А Настя только откинула голову, сразу поняв, что и сама уже давно этого хочет.

* * *

— Не уходи, — прошептала она, когда их руки наконец разомкнулись, — останься.

Они стояли возле Настиного подъезда уже целый час, почти не разговаривая, прерывая поцелуи лишь редкими короткими фразами.

— Олег, ты как ребенок. — Она отстранилась. — Ну где это видано, чтобы взрослые люди столько времени целовались возле подъезда? Пойдем, слышишь? Пойдем ко мне.

— Ты правда этого хочешь? — Он смотрел серьезно, и его серые глаза казались почти прозрачными в тусклом и неживом свете фонаря.

Она ничего не ответила. Знал бы он, сколько времени у нее не было мужчины, сколько ночей она провела одна. Год, два года, а может быть, три? Во время беременности она сама берегла себя, боясь повредить ребенку, а потом, когда родился Никитка, ей и вовсе стало не до этого. Игорь приходил уставший, опустошенный. Он как будто и не замечал ее вовсе, лишь изредка обнимал, целовал в макушку. Они спали вместе, но это ничего не меняло. В последние месяцы Насте уже начинало казаться, что у него есть другая женщина. Она страдала от этой мысли, мучилась еще сильнее от того, что не в силах ничего с этим сделать. На ее робкие ласки он не отвечал, отворачивался к стене и сразу же засыпал, а она после этого долго еще гладила спящего мужа по спине, нежно проводила руками по плечам, засыпая со слезами на глазах. Потом Никитка начал все чаще просыпаться ночью, плач его стал громким, и Игорь перебрался на кухню, потому что плач ребенка не давал ему спать. Вечером, сидя перед зеркалом в спальне, Настя лихорадочно сбрасывала на пол шелковый халат, заслышав его шаги, и оставалась в одном нижнем белье, с распущенными по плечам волосами, чистая, с прохладной кожей — она так ждала, так хотела его... Но он словно и не замечал ее, как обычно, целовал в подставленную щеку, желал спокойной ночи и уходил на кухню. Настя слушала скрип раскладушки и глотала слезы. Иногда она приходила к нему ночью, пытаясь разбудить поцелуями, но он ничего не чувствовал — спал, как убитый. Она уходила, поправляла одеяло в кроватке спящего Никиты и проваливалась в беспокойный сон.