Пуля для тантриста

Проснулся он внезапно в полной темноте. Была глубокая ночь. Лампадка не горела, свеча тоже. Он хотел было встать и зажечь, но какая-то неведомая сила прижала его к постели. Ощущение жути сдавило душу. Тьма была тяжелая и упругая, словно живое существо, она пульсировала и шевелилась. От ужаса холодный пот выступил у монаха на лбу, и медленно покрыл все тело. Он попробовал сопротивляться, хотел рывком сесть на постели, но не смог и шевельнуться.

Внезапно в левом углу кельи словно просветлело. Возникло некое тускло серое пятно, оно стало разрастаться и становиться все ярче, превращаясь в светящуюся туманность. Туман этот постепенно сконцентрировался в белую женскую фигуру. Но то была не Жанна, отнюдь. Плотная тьма стала редеть и отступила. Женщина подошла ближе, и зажгла лампадку. Свеча загорелась сама. Но привычный запах ладана исчез, словно его и не было. Келью наполнил аромат необычных духов. Женщина была одета в пышное многослойное платье из тонкой белоснежной ткани. Волосы были уложены в затейливую прическу, украшенную заколками с чем-то, похожим на бриллианты, так показалось монаху.

– Кто ты? – спросил он.

– Как это кто? – ответила она. – Я Счараюнкра.

– Кто? – переспросил он.

– Ты что, не знаешь, кто такая Счараюнкра? – ответила она вопросом на вопрос. – Вижу, что не знаешь. Ну так даже лучше.

– Отчего же лучше? – удивился он.

– Загадочней, – ответила она. – Я вообще загадка, даже для самой себя. Никто не знает, что я такое, да я и сама этого не знаю.

Она глянула на него своими синими всполохами глаз, и ему показалось, что это зарницы. Ее губы были удивительно пухлые, нежно розовые и влажные, как роса. Она была необычайно красива. Теперь она приобрела совершенно четкие очертания, и больше не казалась туманной.

Он смотрел на нее не отрываясь, позабыв о том, что надо перекреститься и прочесть молитву от наваждения. Он вообще обо всем забыл.

Пламя лампадки вытянулось и принялось плясать, как сумасшедшее. Ладан расплавился и испарился. Со свечой творилось и вовсе нечто невероятное. Но Макарий ничего вокруг не замечал.

Она медленно, словно нехотя, приблизилась к нему. Села на край постели. От ее запаха голова его пошла кругом. Он почти терял сознанье. И в этот момент раздалось:

– Прочь от него, бесстыжая, сгинь! Оставь его в покое! Не тронь!

В келье появилась Жанна, она ринулась на Счараюнкру, в ярости разрывая воздух. Обе призрачные женщины вцепились друг дружке в волосы и принялись драться. Из прически Счараюнкры посыпались сверкающие каменьями заколки, волосы растрепались. Она с силой оттолкнула Жанну, и тут же набросилась на нее, схватила за горло и принялась душить. Жанна остервенело ударила противницу коленом в живот. Та с воплями отпустила ее, и поднялась в воздух. Она сверху попыталась напасть на Жанну, но та взлетела к самому потолку, и принялась вращаться вокруг своей оси, словно волчок. Поднялся сильный ветер, лампадка слетела на пол, но не разбилась, слава Господу. Лампадное масло разлилось и вспыхнуло. Массивная свеча заплясала в подсвечнике. Яркая полоска огня побежала по дощатому полу, но призраки не замечали этого и продолжали драться в воздухе.

В этот миг Макарий опомнился, и принялся истово креститься и громко читать молитвы. Пламя погасло. Женщины растворились, словно утренний туман.

Монах встал, поднял с полу лампаду и наполнил ее маслом. Зажег в ней фитилек, и бухнулся на колени перед образами. Он горячо молился до самого рассвета.

На исходе солнцестоя монахов перебросили на древосплав в помощь окрестным мужикам. Макарий, Афанасий и Мисюрь приотстали от прочих и пошли лесом, сокращая путь. Солнце искристо плескалось в зеленоватой глубине небес, где безмятежно парили розовые и оранжевые бригари, пятнисто-клетчатые ирливги кувыркались и радостно посвистывали, а под ногами путников пышно цвели золотистые лилии и голубые ветродувки. Но долго любоваться этой красотой было грешно, и монахи сосредоточились на внутренней молитве.

К реке они вышли первыми. Густые мощные потоки воды неслись вдоль берегов, с грохотом бились о громоздкие сооружения из сплавляемых бревен. Мужики, широко расставив ноги и балансируя на мчавшихся плотах, подогревали друг друга руганью, грозили баграми, и азартно гоготали.

Монахи остановились, ожидая указаний. Вскоре подошел игумен, а следом и остальная братия.

– Ну, с Богом, за работу, – сказал настоятель отец Евпатий. – Берите же багры.

Вслед за остальными, Макарий ухватил багор.

Чернецы принялись цеплять баграми одиночные стволы и затаскивать их на берег. Монах Леонид, высокий широкоплечий детина с острым топориком за поясом, деловито осматривал древесину.

– Дубовые бревна дальше тащите, – командовал он. – Правее, правее складывайте… Бойся зашибиться… Сосну тащить и складывать левее… Левее, говорю, эй!

Десятники углем и меловыми камнями размечали бревна. Другие же работные люди опиливали их по нужным размерам. Острый аромат спелого дерева и смолы разливался в воздухе, смешиваясь с запахами бурной реки и травы.

Пацаны занимались досками.