Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!

Петенька механически перекрестился, но, надо сказать, он почему-то не испытал никакого душевного трепета или сострадания, приличествующих трагичному моменту. Только некоторое облегчение и откровенное омерзение, слишком уж был непригляден в смерти наследник российского престола. Никчемная и грязная смерть его вполне соответствовала никчемной и грязной жизни. Теперь Петенька в полной мере осознал мудрость графа Александра Ивановича. Подумать страшно, что могло случиться с Россией, если бы только на престол взошло это ничтожество. Нет, правильно сказал граф, что Тайная канцелярия должна охранять Россию от всяческих бед, в том числе и от негодящих властителей. И теперь страну точно ждет век золотой под скипетром просвещенной монархини.

Однако оставалась еще пара проблем, с которыми надлежало разобраться, прежде всего – что же делать с трупами. Петенька уже размышлял над этим, но никак не мог принять окончательное решение. Выдать за нападение разбойников? Никто не поверит, чтобы какие-то тати посмели посягнуть на особу наследника, но, с другой стороны, на нем ведь не написано, что он наследник-цесаревич, так, еще один голштинский офицер. Или попытаться изобразить распрю среди «охотников»? Следовало решать, причем решать быстро, потому что здесь могли появиться другие участники охоты. Или не могли? В конце концов, не весь же малый двор замешан в охоте по-голштински.

В результате Петенька так ничего и не решил, точнее, решил оставить все как есть. Нападение? Да, нападение. Убийство? Да, убийство. Виноватые? А нет их. Исчезли бесследно. И свидетелей нет. Стоп, одернул себя Петенька. Как это нет? Есть! И он повернулся к мужику.

Собственно, мужик оказался молодым парнем лет двадцати, не больше, насмерть перепуганным. Он то и дело утирал кулаком слезы, текущие по грязному лицу, и время от времени постанывал, хватаясь за окровавленное плечо. У него на спине зачем-то была привязана лисья шкура. Заметив, что на него смотрят, парень принялся бить земные поклоны:

– Барин! Век за тебя бога молить буду! Спас… Спас от смерти злой. Барин, я такой благодарный… Свечку в церкви за здравие ставить буду.

– Да, досадно, досадно… – Петенька пожевал губами и спросил: – А ты что здесь делал?

– Так ведь, барин… Заплатили… Две копейки дали… Бегать будешь, говорят, барам в лисью охоту поиграть захотелось. Вот натешатся, отпустят. А они железками тыкать. Спаси тебя бог, барин, когда б не ты, смертушка моя тут бы и случилась.

Петенька недовольно поморщился. Жалко парня, но что поделаешь. Если его поверстали для великокняжеской охоты, значит, обязательно отыщут потом и сразу на дыбу. Хорошо еще, если к Александру Ивановичу попадет, тот сумеет повернуть дело нужным образом, а ну как какой хваткий поручик первым парня схватит? Дыба и кнут заставят сказать все, что было и чего не было в особенности. Тогда Петеньке не поздоровится, а там, чего доброго, и Шувалову. Нет, его высокографское сиятельство первым делом Петеньке рот заткнет. А как это делают в подвалах Тайной канцелярии? Известно. Так что, жаль тебя, парень, но что поделать. Интересы государства требуют. И Петенька, внимательно посмотрев на Северьяна, кивнул ему.

Правда, тут же царапнула неприятная мыслишка. А что делать с самим Северьяном? Но – нужный человек, очень нужный. Хотя опасный. Так что пока придется погодить.

* * *

Когда раззолоченный лакей, согнувшись в почтительном поклоне, сообщил, что граф Александр Шувалов испрашивает аудиенции, Екатерина Алексеевна тяжко вздохнула. Меньше всего ей хотелось бы видеть сейчас этого пронырливого и опасного человека, смертельно опасного. Екатерина Алексеевна, она же София Августа Фредерика фон Анхальт-Цербст-Дорнбург, была женщиной умной и не заблуждалась. Не любит ее граф Шувалов, впрочем, как и она его. Великая княгиня даже попыталась отговориться:

– Негоже во время траура принимать гостей.

Однако лакей с новым поклоном повторил:

– Их высокографское сиятельство наипочтительнейше просят принять их по делу государственной важности. Говорят, вопрос безотлагательный.

Екатерина Алексеевна вздохнула еще раз и разрешила:

– Пусть заходит. – Когда Александр Иванович показался в дверях, она сразу принялась укорять его: – Граф, это по меньшей мере бестактно беспокоить меня в столь трагический момент. Ведь мы все глубоко скорбим по безвременно усопшему наследнику, который оставил меня одну.

Она аккуратно промокнула глаза кружевным платочком, дабы показать всю глубину своей печали. Но получалось это у нее неважно, во всяком случае, Александр Иванович навидался всяческих комедиантов в своих подвалах, а потому сразу видел неискренность и фальшь.