Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!

– Ваше высочество, я искренне сочувствую вашему горю. – Он тяжко вздохнул, любое другое проявление чувств здесь было бы неуместно. – Но царям не к лицу предаваться скорби бесконечно, ибо на них лежит ответственность перед богом за врученное им царство. Вы должны думать о будущем, ваше высочество. Государыня-матушка, да ниспошлет ей бог долгих лет благополучного правления, все-таки не очень хороша здоровьем. И тогда вам предстоит принять на себя сию тяжкую ношу – правление Российской империей до совершеннолетия наследника. Времена же сейчас беспокойные настали, враги не преминут воспользоваться любой слабостью, действительной или мнимой, каковую увидят в скипетре российском. Особливо же стараться будут льстецы и лукавцы, кои за горсть монет готовы продать кого угодно по наущению короля прусского или австрийского двора.

Екатерина вспыхнула, вскинулась было, но тут же овладела собой.

– Потрудитесь объясниться, граф. Вы говорите загадками.

Граф широко улыбнулся:

– Помилосердствуйте, ваше высочество, какие загадки?! Вы же знаете, что моя служба неустанно следит за кознями и происками врагов внешних и внутренних. Последние гораздо опаснее, потому что притворяются друзьями, но на самом деле злейшие враги. Это ядовитые змеи, готовые ужалить совершенно внезапно и в самое сердце. Но вы, ваше высочество, – он приятно улыбнулся еще раз, – можете не опасаться. Ваши верные слуги неусыпно стоят на страже престола, мы никому не позволим посягнуть на незыблемость устоев.

– Что же, граф, я могу быть надежна? – несколько неопределенно спросила великая княгиня.

– Разумеется, – с новой сладчайшей улыбкой заверил Шувалов. – Вот представьте себе, меня почему-то беспокоит один слух.

– Слух? – переспросила Екатерина.

– Неприятный и огорчительный слух, ваше высочество.

– Какой же? Я не любопытная и презираю светские сплетни, поэтому, даже услышав что-либо, не придала бы этому значения.

– Ах, ваше высочество, – огорчился Шувалов, – когда бы это были просто светские сплетни, я бы тоже с презрением заткнул уши, но, увы… Эти слухи порочат честь высоких особ. Я по долгу службы должен видеть то, что другие не видят, и слышать то, что другие не слышат.

– Если вы говорите об отношениях моего покойного супруга с графиней Воронцовой, то меня это не интересует совершенно, – высокомерно произнесла Екатерина.

– Нет, ваше высочество, – покачал головой Шувалов, – это как раз та самая светская сплетня, до которых мне нет дела.

– Так что же?

– Ваше высочество, среди офицеров армии бродит слух, что ваш покойный супруг не слишком сильно желал победы российского оружия.

– Но это оскорбление величества! – вскричала Екатерина. – Таковое преступление непрощаемо и карается смертной казнью! Вы уже нашли оскорбителя?

– Нет, ваше высочество, – удрученно произнес Шувалов. – Зато мы нашли цифирные листы, кои его высочество вручил офицерам голштинской службы, состоящим при дворе, в них сведения сугубой секретности, касающиеся до нашей артиллерии.

– Фи, какая ерунда! – наморщила носик Екатерина.

– Нет, выше высочество, не ерунда, потому что каждый такой лист оплачивается кровью сотен наших солдат. Мало того, оные офицеры голштинские на допросе подтвердили, что имели приказ доставить помянутые листы прусским подсылам. А это уже есть прямая измена государственная, которая тоже карается смертью, особливо же в военное время, – сухо заметил Шувалов. – По законам военного времени подсылов вешают позорно.

– Какой ужас! – Екатерина схватилась за щеки. – Это недостойно чести офицерской и дворянской.

– Законы военного времени, – повторил Шувалов. – Они суровы и не знают исключений. Вот видите, куда могут привести слухи и письма, которые сначала кажутся совсем безобидными.

– Но ведь ко мне все это не имеет совершенно никакого отношения? – небрежно поинтересовалась Екатерина.

– Совершенно верно, ваше высочество. Но вот эти слухи, проклятые слухи…

– Опять какие-то слухи… – нервно произнесла великая княгиня.

– Ну мы же не станем верить болтовне досужих кумушек, будто некая высокопоставленная особа, имени которой мы не знаем, питает определенную душевную склонность к некому молодому поляку. Тем более что никаких доказательств этому нет.

Екатерина залилась краской до самых ушей, но кое-как выдавила:

– Но вы сами говорите, что это лишь безосновательные слухи.

– Именно, – кивнул Шувалов. – Вот только письма. Опять цифирные письма. Мы их захватили у мальчишек, которым сейчас прямая дорога на эшафот. Мои люди корпят над письмами, но никак не могут прочитать, слишком мудреную литорею использовали злоумышленники. Мы сумели лишь разобрать, что письма адресованы венскому двору, точнее – канцлеру графу Кауницу. Но кто писал, о чем писал – непонятно.

– Ах, граф, может, вы сможете найти снисхождение в сердце своем к глупым мальчишкам? – спросила великая княгиня. – Может, они и не виноваты вовсе. Мало ли кто мог воспользоваться глупостью и пылкостью молодости?