На опушке редко хлопала зенитка. Несколько мелких бомб, почти одновременно, с большим недолётом разорвались возле неё. Истребители сделали вираж и снова выстроились для атаки. Ни огонь зенитки, ни стрельба бронебойщиков не причинили им вреда. Похоже, «мессершмитты» решили дать здесь решительный бой, и для того, чтобы обезопасить себя от огня с земли, решили сразу разделаться с зениткой. Две другие пары тем временем атаковали Ил-4. Бомбардировщик огрызался длинными очередями. Летел он медленно. Видимо, действительно был повреждён. Экипаж тянул в поисках подходящей площадки для вынужденной посадки. А может, если повезет, дотянуть до родного аэродрома. «Мессершмитты» крутились вокруг него, как волки вокруг раненого и выбившегося из сил лося. То и дело от них в сторону бомбардировщика вытягивались трассы, хлестали по корпусу и плоскостям. Но вот четвёрка «мессершмиттов» отскочила от бомбардировщика и начала набирать высоту, на ходу перестраиваясь. К ним потянула и пара, выполнявшая противозенитный маневр.
Только теперь наблюдавшие с земли заметили ещё одну шестёрку истребителей. Шли они со стороны солнца и, пользуясь преимуществом высоты, мгновенно атаковали.
– Ванька, заряжай!
– Хватит, Филат, а то по своим попадём. – Второй номер стоял на коленях с тяжёлой обоймой в руках, держась за открытую коробку магазина. – По немцам ты промазал, а по своим врежешь точно. Тогда нам с тобой ещё по «трёхе» штрафной накинут. Или – на полную катушку.
– Заряжай, говорю!
– Отставить, Полозов, – сказал Воронцов.
Бомбардировщик, оставляя за собой тонкую ветвящуюся струйку дыма, ушёл за верхушки берёз, потянул дальше. Бойцы провожали его хмурыми взглядами: недалеко ему лететь, да и прыгать с парашютами с такой высоты дело безнадёжное. А вверху клубком крутились «мессершмитты» и «лавочкины».
Зенитка тоже замолчала. От неё в лес понесли то ли убитого, то ли раненого зенитчика.
Дорожка крупнокалиберных пуль пробежала в трёх метрах от свежего бруствера траншеи. Бойцы тут же сжались в своих ячейках. Некоторые торопливо надевали каски. Одни материли лётчиков, другие смеялись, третьи лихорадочно подкапывали боковые ниши, выбрасывая под ноги влажный песок. Но были и такие, кто курил, поглядывая в небо и наслаждаясь минутой отдыха от надоевшего рытья земли и нудных разговоров соседей, особенно тех, кто считал, что в штрафную попал ни за что, по ошибке.
Воронцов достал бинокль.
– Ну что там, лейтенант? – спросил сержант Численко. – Чья берёт?
Трассы вспыхивали и, не находя цели, уходили в сторону. Моторы надсадно взрёвывали, будто преодолевая гору, и в какое-то мгновение исчезали в гуле и грохоте боя.
Ещё три Ила тяжело протащили над полем и лесом свои тела и исчезли за берёзами. А истребители всё кувыркались под самым солнцем, швырялись огнём. Ещё несколько раз пули молотили сухую землю, и люди внизу прижимались к стенкам свежих ячеек. Они стискивали зубы и молили бога, чтобы очередь пронесло мимо, потому что окоп, это, казалось бы, надёжное, годное для укрытия ото всех напастей сооружение, от пуль, летящих с неба, не защищал.
Развязка наступила так же неожиданно и быстро, как и начался бой. Один из истребителей, не удерживая траекторию, вдруг вывалился из круга и начал терять высоту. Наконец он выбросил сизый шлейф, который быстро менял цвет, становясь бурым и густым.
– Ну, кто там? Лейтенант?
– Кресты! Немец! – закричали сразу несколько бойцов.
– Наши ганса завалили!
Зенитчики тоже махали руками.
В какой-то миг от падающего самолёта, который уже срывался в стремительный штопор, отделилась, сверкнула на солнце длинная белая паутина.
– Лейтенант! Смотри! Парашют!
– К нам сносит!
Подбежал ротный, указал рукой в ту сторону, куда смотрели все. На фоне ослепительной голубизны неба парашют виднелся отчётливо.
– Воронцов, бери отделение и дуй за ним. Лётчика надо найти.
Воронцов ещё раз взглянул в небо, где распадался рычащий моторами и пулемётами клубок. Самолёты разошлись, снова выстроились парами. Одни ушли на северо-запад, другие на северо-восток.
…Пуля ударилась в стальной шлем стрелка, сидевшего на уступе артиллерийского окопа, и взмыла вверх. На шлеме она оставила всего лишь отметину. Однако артиллерист кувырком полетел на дно окопа и некоторое время лежал там, раскинув руки и бессмысленным взглядом глядя в небо, будто стараясь вобрать в себя всю его синь, запомнить его вечный свет. А пуля, отрекошетив, уже неслась высоко над землёй. Сверху она видела, что все дороги на многие километры вокруг пусты. Русские хитры. С наступлением дня они прекращают всякое движение. Их колонны, сворачивая с большаков и просёлков, тут же растворяются в лесах. И там, под покровом деревьев, продолжают свою работу. Отрывают траншеи на заранее размеченных участках, закапывают орудия и реактивные установки. Маскируют танки и самоходки. И всё это на десятки километров в глубину от линии фронта. Такой глубокой и мощной обороны здесь, на Восточном фронте, ещё никогда не строили. Ни русские, ни немцы. Такие приготовления наводили на мысль о подготовке к сражению решающего характера.