Лабус повернулся к Григоровичу:
- А в каком времени мы сейчас?
- Черт его знает. В нормальном. Представь дерево, яблоню. У основания толстый ствол, а в метре от земли раздваивается - одна ветвь к солнцу обращена, плоды дает сочные, растет ввысь. Другая болеет, умирает. Ее можно попытаться вылечить, но лучше срезать, чтобы не заболело все дерево. Так и со временем.
- Выходит, что где-то… в другой ветви остались Леха и Кирилл?
- Да, возможно.
- А ты можешь повторить эксперимент? - неожиданно спросил Костя.
- Рехнулся, Лабус?! - удивился Отмель. Костя не слушал его.
- Сможешь?
Я медленно поднялся и отошел к окну.
Не может такого быть, в голове не укладывается, какой-то параллельный мир, в котором существую другой я. Другой…
И частица его жила во мне. Это было мучительно: казалось, совсем недавно со мной происходили какие-то события, они прятались в глубине памяти… Но я не мог вспомнить их. Не мог, как ни пытался.
- Не буду повторять. Извини, Лабус, - как приговор произнес Григорович.
Костя встал, кивнул. Достал из внутреннего карман белый прямоугольник и подошел ко мне.
- Вот, - он протянул фотокарточку. - Он хотел вытащить тебя. Тебя другого. А ты… ты…
Военстал развернулся и, не прощаясь, вышел из палаты.
Вечерело, на двор за окном наползали тени. Смогу я вспомнить всё? Нет. Просто потому что другого меня в этом мире больше не существует. Его поступки - это его поступки, не мои. А я смогу совершить что-то такое? Его - другого Кирилла - изменили обстоятельства, но я не прошел через то, через что прошел он… Смог бы я спасти Янтарь, залезть на установку, остаться под выбросом? Не знаю.
Я повернулся. Отмель с Григоровичем молчали.
Фотография выскользнула из пальцев, я подхвати ее. Рассмотрел. Черно-белая любительская карточка на ней два военных сталкера в полевой форме, улыбаются. У одного ямочки на щеках, темные волосы, второй с жесткими плотными усами, взгляд хитрый, в волосах седина. Его зовут Лабус, а первого я не знаю, видел его только на Янтаре, мельком, но мне почему-то кажется, что нас многое связывает. Будто другой «я» частица которого все же поселилась в моей памяти, под сказывает мне: ты знаешь этого человека, но никогда вспомнишь его.