Пуля нашла героя

— Ты знаешь, тут так много изменилось… новые люди, новые правила…

— Да, я заметил…

— Старик тебя перед смертью вспоминал, — Волчанов выжидательно посмотрел на друга. — Просил передать тебе какие-то там вещицы, на память. Знал, что умирает… Знаешь, у нас тут на этаже буфет есть, пошли чаю выпьем!

— А помнишь, — вдруг сказал Добрынин, — раньше чай прямо в кабинет к тебе приносили? Помнишь?

Почему-то это воспоминание мгновенной молнией осветило настроение народного контролера, и он улыбнулся мягко, по-детски.

— Да, — Волчанов кивнул. — Приносили… Ну что, пошли в буфет?

Буфет был действительно совсем рядом — через кабинет. Никакой вывески на двери не было, но запах говорил за себя.

Волчанов и Добрынин зашли, стали в очередь.

Добрынин с интересом рассматривал людей: и стоявших в очереди, и тех, кто уже ел за маленькими квадратными столиками. Среди всех этих людей был только один военный, да и то в звании капитана.

У прилавка возник вдруг шум — пожилой мужчина, наверно, важный кремлевский работник, третий раз пересчитывал полученную от буфетчика сдачу.

— Ну, сколько? Тридцать восемь? — победоносно спросил он. — А должно быть сорок две!

Буфетчик, высокий мужчина в белом, завязанном на спине халате и поварском колпаке, долго извинялся.

Наконец подошла их очередь.

— Два чая с двойным сахаром и два бутерброда с копченым салом, — заказал Волчанов.

Добрынин стоял рядом и смотрел, как его старый друг отсчитывает в ладони копейки. Смотрел и чувствовал себя как-то странно. До сих пор ощущал он некоторое презрение к деньгам и к необходимости их использовать для продолжения жизни. И здесь он тоже увидел в этом отсчитывании мелочи, в пристальном взгляде буфетчика, который, казалось, тоже считал мелочь в ладони Волчанова, нечто постыдное, нечто унижающее человеческое достоинство.

Уже когда они сели за столик и расколачивали в стаканах сахар, Добрынин не вытерпел и сказал Волчанову о своем отношении к деньгам, и особенно к копейкам.

— Ну, брат, знаешь, — задумчиво ответил Волчанов. — Копейка копейке рознь. Эти-то копейки, — и он опустил руку и потряс правый наружный карман своего пиджака, из-за чего раздался звон мелочи, — они и называются: кремлевские копейки. Такие и отсчитывать не стыдно: что там стакан чая — копейка, сахар — еще одна копейка, хлеб с салом — три копейки. Где ты сейчас за такую цену поешь?

Добрынин пожал плечами. В принципе, этот вопрос его не интересовал. Просто выразил он свое отношение вообще к деньгам, к любым деньгам, но, видно, не понял его Волчанов.

— А когда похороны? — перешел на шепот Добрынин, решив сменить тему.

— Завтра.

— Завтра? — удивился народный контролер. — И еще не было сообщения?

— Завтра с утра будет, в шесть часов. Понимаешь, если заранее сообщить — десятки тысяч людей поедут сюда, придется Москву перекрывать, оцепление, войска вводить. Масса трудностей. А так все пройдет спокойно и организованно.

— А где хоронить будут?

— Хоронить-то ясно где — под Кремлевской стеной. Выносить будут через Спасские ворота, потом процессия по Горького пройдет до Белорусского вокзала, там круг, развернется и назад к Кремлю. Так ЦК решил.

Добрынин посмотрел на друга с явно прочитываемым во взгляде недоумением.

— Да ничего, прогуляемся. Движения машин не будет, — ответил на взгляд Добрынина Волчанов. — В одиннадцать начало, в три — официальные поминки.

После буфета вернулись во временный кабинет Волчанова. Волчанов перезвонил кому-то, уточнил детали похорон.

Потом Добрынину предложил прогуляться по Москве.

Добрынин с радостью согласился.

Волчанов переоделся в свою генеральскую форму, причесал волосы, и они пошли.

Гуляли до вечера. Под ногами шуршали желто-красные листья.

Город был удивительно красив, и люди, с уважением оглядывавшиеся на генерала Волчанова, были тоже красивы.

Ходили, разговаривали. Остановились на минутку у памятника Пушкину.

— Читал? — спросил Волчанов, кивнув на бронзового поэта, — Нет, — признался Добрынин.

— Почитай, почитай! — посоветовал генерал Волчанов. — Хорошо писал!

Зашли перекусить в блинную. Взяли блинов со сметаной и сахаром. Долго с удовольствием жевали.

— Помнишь ту кожаную книгу? — спросил Волчанов. — Очень интересная штука оказалась. Пришлось даже перевод размножить для всех членов ЦК. Я сначала, помню, удивился. Думаю, зачем членам ЦК этот северный бред? А потом перечитал перевод пару раз и, знаешь, увидел, что есть там смысл какой-то. Есть там скрытый смысл. Но книгу у нас потом забрали и передали в какой-то сверхсекретный отдел для дальнейшей дешифровки.

— И о чем книга была? — поинтересовался Добрынин.

— О какой-то птице. Запутанно довольно, но смысл был в том, что всенародное счастье наступит в стране, ведь это черт его знает когда было, в общем, счастье наступит, когда одна птица умрет.

— Птица?

— Ну да, птица, которая руководит… что-то в этом роде. Если хочешь, я тебе копию перевода дам, у меня несколько осталось.

— Хорошо, — Добрынин кивнул.