Если Прокофьев не ошибался, лодка находилась у деревенского дома, расположенного через пять-шесть дворов от избы покойного Василькова. Он повернул назад и напрягся, увидев крупного мужчину, стоящего возле его машины. Уж не Сарычев ли это?
Но возле машины стоял сотрудник полиции: куртка форменная, фуражка. Это был местный участковый капитан Редькин. От души отлегло.
— А мне тут позвонили, музыка громко играет, — будто оправдываясь, сказал Редькин.
— В моей машине? — улыбнулся Прокофьев.
Он объезжал деревню и музыку громкую слышал, но решил, что это танцы в сельском клубе.
— Да нет, вообще… — Капитан повел рукой в глубь деревни. — Это ж как людей нужно достать, чтобы меня вызвать!
— И кто достает?
— Да есть тут у нас один… Проезжаю мимо, смотрю, машина, заинтересовался. Сами знаете, что здесь у нас произошло.
— А музыка у кого?
— Вадик… Вадим Перекосов. Все у него в этой жизни наперекосяк, — махнул рукой Редькин.
— Что так?
— Да вроде нормальный мужик, спокойный, себе на уме, правда, но не дурак, рассудительный, а бывает, как найдет. Соседа топором по ноге рубанул, два года отсидел, а до этого мотоцикл у меня угнал… Он, когда домой вернулся, за ум взялся, на работу устроился, женился… Потом развелся. Снова женился. И снова на своей Варваре… Говорят, поколачивал он жену…
— Сосед говорит? — усмехнулся Прокофьев.
— Да нет, соседи его как огня боятся.
— А соседи кто?
— Ну кто…
Редькин замолчал, вслушиваясь в тишину за спиной. Слух его уловил шелест шин, и, действительно, из-за поворота показалась машина с включенными фарами. Это подъехал Саша Луков, и не один, а с Лидой.
— Соседи кто? — снова спросил Прокофьев.
Вадим Перекосов не то чтобы заинтересовал подполковника, но игнорировать его нельзя. Участковый не баба базарная, если он завел речь о Перекосове, значит, имел что-то против него.
— Какие соседи?… — глядя на Лиду, спросил Редькин. — А-а, соседи! Ну так Малинкин и Яремин… Малинкина Перекосов топором ударил, Малинкин до сих пор хромает… А Яремина вообще убить хотел!..
— Есть такой… — кивнул Саша. — Это он Жруна и Лазаря в деревне видел.
— А в каких они сейчас отношениях, Перекосов и Яремин? — спросил Прокофьев.
— Я же говорю, Яремин его боится, — сказал Редькин. — А Перекосов Яремина на дух не переносит.
— Вместе не выпивают?
— Ну это вряд ли. Хотя кто его знает, вдруг помирились.
— Значит, женился Перекосов на своей Варваре? — для того, чтобы Саша понял, о чем идет речь, спросил Прокофьев.
— А потом развелся, — кивнул Редькин.
— И снова женился. На ней же. — Прокофьев посмотрел на Лиду.
Пусть мотает на ус, в этой жизни возможно все.
— Они сейчас снова в разводе, вот Вадим с катушек и слетел.
— И музыка играет, — намекнул Прокофьев.
— А я здесь! — встрепенулся участковый.
— А живет он, этот Перекосов, далеко?
— Да нет, не очень.
— На какой линии у воды?
— На первой…
— Поехали, глянем.
И все равно Перекосов интересовал Прокофьева постольку поскольку, куда больше он думал о лодке, которая могла стоять на якоре неподалеку от его дома.
Третья ночь на ногах, глаза слипаются, но Саша заснуть не боялся. Язык у Лиды острый, сон как рукой снимает.
— Я за тебя замуж больше не выйду, — сказала девушка.
— Нормально, — усмехнулся он.
Впереди ехал Редькин на мотоцикле, за ним Прокофьев, а они с Лидой в хвосте колонны. И вся эта процессия — против одного деревенского увальня с деревенской печи.
— Что нормально?
— Я так устала бегать за вами, чтобы сказать, насколько вы мне безразличны!
— О-хо-хо! — закатила глазки Лида.
— Ты же устала бегать? — Саша глянул на нее с проницательной иронией.
— Да иди ты!
Лида отвернулась от него и скользнула взглядом по дому, в котором жил Яремин со своей матерью. В этот момент Редькин стал притормаживать, процессия остановилась.
— Приехали! — Саша открыл дверь.
— А без меня не можешь? — буркнула Лида.
— А как же клятва? Быть вместе в горе и радости!
— Уже не быть!
— А присяга?… Да ладно, шучу! Оставайся!
Одним глазом Саша смотрел на Лиду, а другим — на Прокофьева, который вдруг резко ускорил шаг и скрылся за домом. Вместе с ним исчез из виду и Редькин.
Саша рванул за ними, но из дома вывалился Вадим Перекосов, мужик смотрел вслед Прокофьеву и Редькину, под весом которого трещал забор, отделяющий открытый двор от огорода. Но, заметив Сашу, он раскинул руки, перегораживая ему путь.
— Спокойно, Вадик! Полиция! — Саша делал пассы руками, пытаясь успокоить мужчину.
Но не тут-то было. Глянув на него налитыми кровью глазами, густо дыхнув перегаром, Перекосов резко шагнул к нему и сгреб в охапку. Саша сделал все возможное, чтобы не допустить этого: и блок поставил, и руку попытался взять в захват, но мужик своей чудовищной силой просто смял его.
— Полиция! Уголовный розыск! — захрипел он.
Пытаясь выскользнуть из захвата, Саша высоко поднял голову. А Перекосов согнулся в спине, пытаясь раздавить его, он задрал голову, чтобы посмотреть жертве в глаза. И Саша смог этим воспользоваться. Он ударил противника головой, лбом в нос, слышно было, как хрустнули хрящи. Перекосов разжал руки, но на ногах устоял.